Тимирязев: путь биолога

– В моей лаборатории едва хватает места для ассистентов. Я сам работаю у себя в деревне с мая по октябрь. Рад бы вас принять, но до сих пор у меня никто и никогда не работал и не работает. Впрочем, всему, чему вы можете у меня научиться, вы научитесь на лекциях, а если хотите узнать что-нибудь поподробнее, то напомните мне, когда я дойду до этого вопроса, и я остановлюсь на нем подолее. Только смотрите, напомните: мне 70 лет – могу и забыть.

Напоминать Буссенго не пришлось – он сам, уходя с очередной лекции, предупредил Климента Аркадьевича:

– Завтра мы дойдем до вашего дела.

Вопрос, волновавший Тимирязева, был на лекции разобран, как говорится, по косточкам, со всеми техническими подробностями. На лекции демонстрировались все мельчайшие приемы исследования.

Лекции Буссенго были особого рода. Никогда – ни до, ни после него – Климент Аркадьевич не встречал ничего подобного. На изучении и критике методов исследования сосредоточивалось главное содержание лекций. Это не были лекции в обычном понимании этого слова. Любое исследование, любой анализ не рассказывались, а показывались во всех подробностях…

Все лабораторные операции – осаждение, растворение, перегонка, взвешивание, титрование – воспроизводились перед слушателями. Количественные результаты тут же выписывались на доске, так что в конце лекции имелись не отвлеченные, а реальные цифры, только что полученные в результате проведенного в аудитории исследования. Такие лекции требовали большой предварительной подготовки. Ассистировал ученому его сын, уже известный своими научными работами.

Однажды по оплошности сына вышла какая-то неувязка в вычислениях по только что произведенному анализу. Профессор тогда обратился с лукавой улыбкой к аудитории и сказал:

– Рекомендую вам – это мой сын Жозеф. Вообще говоря, очень дельный химик, но у него порой возникают странные идеи: он воображает, что у него в глазу весы.

Последние слова, точно переведенные с французского, означали, что ассистент любит прикидывать результаты анализа на глазок.

Не ускользнул от добродушных шуток Буссенго и Климент Аркадьевич. Консерватория искусств и ремесел находилась далеко от других учебных заведений Парижа. Спеша с занятия на занятие, Тимирязев иногда опаздывал на лекцию. Чтобы не мешать профессору, Климент Аркадьевич не занимал своего места у самого лекционного стола и тихонько пробирался по винтовой лестнице на верх амфитеатра. «Несколько раз мне казалось, что при этом из-под нависших щеткой бровей старика мелькала в моем направлении лукавая улыбка, – вспоминал русский ученый. – И наконец, однажды он не выдержал и, неожиданно обращаясь ко всей аудитории, проговорил: «Вы, пожалуй, спросите меня, почему мы поступаем так, а не иначе? А вот обратитесь-ка лучше с этим вопросом к молодому русскому ученому, который делает мне честь, посещая мои лекции, но почему-то, вместо того чтобы сидеть тут, с нами, забирается куда-то в самый раек». И, насладившись моим смущением перед рассмеявшейся аудиторией, любезно продолжал: «Он вам скажет, потому что сам сделал хорошую работу в этом направлении».

Не всегда добродушно был настроен старый профессор. Иначе он говорил о людях, распоряжавшихся во времена Наполеона III судьбами Франции. Тимирязев вспоминал, как старик Буссенго, обсуждая какой-то бестолковый сельскохозяйственный закон, принятый в палате, с негодованием воскликнул:

– Да что тут говорить! Любой саксонский или вюртембергский мужик смыслит в земледелии больше, чем французский депутат.

Вскоре после этого началась война между Германией и Францией. Германские войска вступили на землю Франции. Тимирязеву так и не удалось побывать в деревенской лаборатории Буссенго в Эльзасе, занятом немецкими полками.

Этого крупного ученого уже в середине позапрошлого века интересовали вопросы приложения химии к практике сельского хозяйства. Климент Аркадьевич сравнивал влияние Буссенго на земледелие с влиянием Пастера на медицину. Много внимания уделял Буссенго изучению обмена веществ в живых организмах. Особенно интересовала его судьба азота.

Характеризуя значение Буссенго в науке, Тимирязев говорил:

– Для сложнейших процессов, совершающихся в природе и иногда охватывающих период в несколько лет, он составлял химическое уравнение и разрешал его при помощи химических весов…

Даже такие химики, как Бунзен, с удивлением узнавали из его исследований, что растительное вещество содержит азот; элемент этот до тех пор находили только в животном организме. Коренное различие животного от растения Буссенго видел в том, что первое тратит и постоянно извергает свой азот, между тем как растение обходится с ним крайне экономно, не выбрасывая его в окружающую среду.

Основная мысль, проходящая красной нитью через все произведения Буссенго, – требование прямого физиологического опыта в различных условиях роста растения. Необходимо, как он говорил, «задавать вопросы растению», чтобы установить, что ему нужно для нормального развития.