Тёмная сторона

Падая, он задел затылком об стену, отчего слегка «поплыл». Сквозь туман и яркие весёленькие звёздочки он видел, как гулко ухающий, разбухший в могиле Кен и его подхихикивающая спутница ковыляют по его груди. Он пошевельнулся, чтобы сбросить уродцев — но в этот момент Петька Кравчук, чьё единоборство с Кеном закончилось технической ничьей, упал на него сверху с распахнутой рубашкой, которой накрыл обеих милых куколок, как сетью, и, не обращая внимания на злобное верещание, замотал тугим узлом.

— Верка! Спрэй от комаров, бляха-муха! С подоконника возьми! Зажигалкой! Резко, на хер!

Нет, щенок не только внешне был похож на Дольфа Лундгрена!

Рубашка трещала под напором уродцев. Из складок показалась распухшая лапа бывшего Кена, из другой дырки Барби выпятилась почти по пояс.

В следующую секунду тряпичный узел накрыла струя лёгкого пламени. Вопли зазвучали громче. Верка снова нажала на кнопку выброса спрея и поднесла зажигалку. На этот раз она не отпускала кнопку и не убирала зажигалку, пока не обожгла пальцы.

Тряпичный комок занялся тёмным, обильно коптящим пламенем. В комнате стало жарко. Истошно вопящий комок подкатился к стене, остановился и разделился на два бесформенных клубка, которые с воплями покатились в разные стороны. Далеко укатиться им не удалось. Сперва один, а потом и второй остановился и растёкся по полу лужицей шкворчащего пластика.

Через минуту всё было кончено. Обрывки Петькиной рубашки дотлевали у стены, обильно дымя — Максим затоптал их, но они продолжали куриться. Барби и Кен сгорели без остатка. Только тёмные пятна на полу, хлопья гари в воздухе да невыносимая вонь, как будто здесь спалили тонну полимеров, напоминала о случившемся.

Нет слов, чтобы описать чувства людей, столкнувшихся со сверхъестественным. Это можно пережить, если повезёт — или представить, если хватит силы воображения. Так вот, представьте, что вы забрались в постель к симпатичной соседке, а вместо её скорого на расправу отца в ваши невинные игры вмешалась пара кровожадных кукол-мертвяков. Можете, если хотите, поставить себя на место указанной соседки или же — на место её отца. Тогда вы, возможно, поймёте, что чувствовали все трое.

Верка опомнилась первой. Она сообразила, что стоять перед отцом и… как бы сказать… знакомым мальчиком… будучи при этом в одних трусах — это слишком смело, и обдрапировалась покрывалом.

— Так, — сказал Максим, потирая затылок, — если ты, парень, исчезнешь через минуту, я сделаю вид, что я тебя не заметил. И ничего не скажу твоему отцу.

Это было справедливо. Петька сгрёб джинсы и кроссовки и шмыгнул на балкон — Максим только что заметил, что балконная дверь открыта, не хватает лишь занавески, колышущейся в лучших традициях фильмов ужасов категории B. Он подумал, что парень рехнулся со страху и собрался прыгать со второго этажа — но, выйдя на балкон, увидел верёвку, сноровисто привязанную к перилам. Верёвка слегка подрагивала, но Петьки уже нигде не было.

Максим не без труда расслабил узел, смотал канатик и спрятал в карман. («Вот этим бы да вам обоим по жопам, Ромео и Джульетта, мать вашу через тын!»)

Верка топталась посреди комнаты в своём покрывале — сесть на кровать она почему-то не решалась.

— Всё хорошо, цыплёнок, — проговорил Максим, привлекая её к себе и усаживаясь с ней на кровать. — Всё кончилось.

А ведь и вправду — кончилось, подумал он. Та безотчётная тоска, доводившая его весь день до тихого помешательства, исчезла, как исчезает невесть откуда взявшаяся боль, оставляя чувство невероятной лёгкости и свободы.

Верка прильнула к нему, потёрлась носом, как котёнок, и неожиданно разревелась. Максим гладил её по голове, чувствуя, как успокаивается дрожь внутри.

— Папа… — выдавила она, — это не Петя… Он не при чём… Я не знаю… Он просто…

— Проходил мимо, увидел верёвку, случайно оказавшуюся привязанной к балкону, и решил зайти к тебе: пожелать спокойной ночи да рассказать сказочку. Про чёрную руку и костяную ногу. А тут и они пожаловали, совершенно некстати.

Верка перестала плакать и вытаращилась на него.

— Если бы не Петя, они бы… они бы меня… задушили, наверное, — сказала она. Она передёрнулась, вспоминая пережитое. — Папочка, он меня спас, на самом деле. И ничего мне не сделал, не думай. («Ага, не успел», — подумал Максим) И если ты ему что-то сделаешь, я… — Верку здорово метало — она то принималась точить слёзы, то вдруг дерзила.

— Верунчик, если я ещё раз застану твоего Ромео в твоей постели — выдеру обоих, — ласково сказал Максим.

— Папа!..

— Я же сказал: если, ещё, раз, — повторил Максим. В этот момент ему впервые пришла мысль, что, пожалуй, этому парню он мог бы доверить дочь, как себе. Да, конечно, щенок изрядно дерзок — зато не размазня, не трус и не дурак. Пока что рано об этом думать, вот лет через пять-десять — другое бы дело… но, с другой стороны — виден сокол по полёту.

Он привстал, чтобы поправить сбившуюся простыню.

— Папочка, не уходи! — Верка вцепилась ему в руку.

— Я и не собираюсь. — Ни за какие сокровища мира он бы не оставил её сейчас. — Боишься?