Тёмная сторона

Дорогой все молчали. Как-то не было настроения говорить. Максим, чтобы отвлечься от тревожных мыслей, пытался сосредоточиться на дороге, но в результате чуть было не сбил бабку с корзиной, ковылявшую по противоположной обочине. Юная арестантка, надув губки, таращилась в окно. Жена с отрешённым видом сжалась на переднем пассажирском сидении. Общий настрой сообщился и словоохотливой Алле Яковлевне.

К счастью, дорога до станции по пустому шоссе заняла не больше семи минут.

— Папочка, может, ты меня амнистируешь? — спросила Верка, когда они вернулись на дачу. — Ну пожалуйста! Когда мама вернётся, я скажу, что всё это время читала умные книжки и полола клубнику.

— Про клубнику лучше помалкивай, а то мама не поверит. Все знают, что ты её только точить умеешь, — сказал Максим, которого неприятно резануло словцо из судебно-уголовного лексикона.

— Увау! Папочка, ты чудо! Спасибки тебе! — Верка подпрыгнула и повисла на нём, целуя в щёки. — А можно я сегодня с ребятами съезжу погулять? Я обещаю, сегодня до девяти вернусь. Ладно?

— Прохладно. — У него стояло перед глазами замороженное лицо жены. Fuck, не надо было разрешать ей идти в это грёбаную фирму! Как будто он не знает, как приходится расплачиваться за шальные деньги… — Верка, ты в самом деле не дитё уже, сама должна понимать: начнёшь бухать с тринадцати лет — в двадцать будешь никому не нужна. Ладно, иди обедом займись, взрослая девушка, а я ещё топором помашу.

Остаток дня он прожил на автомате: срубил все помёрзшие деревья, выкорчевал пни, рассортировал древесину — что в дрова, а что в столярку. Потом по тому же принципу рассортировал остатки строительного мусора и снёс дрова к поленнице, а древесину получше — под навес. Потом он заметил, что дверь сарая слегка перекосилась и плохо закрывается, потом… нет ничего легче, чем найти себе на двадцати сотках занятие, чтобы хоть ненадолго отвлечься от бесплодных переживаний, которые зеки называют «гонками».

Довольная амнистией Верка расстаралась и приготовила отличный свекольник и яичницу с тридцатью тремя заправками. После обеда она почирикала по мобильнику и вскоре унеслась, чмокнув на прощание дорогого папочку в щёку и ещё раз пообещав вернуться не позже девяти. «Зарекалась ворона…» — подумал Максим, но вслух ничего не сказал, и не стал додумывать фразу, за которую кому другому в этой ситуации вырвал бы язык. Он не ожидал, что Верка сдержит обещание, но в начале десятого калитка стукнула, и девочка, мурлыкая «Знаешь ли ты — вдоль ночных дорог…», прошлёпала босиком по тропинке к дому. В одной руке она держала кроссовки, в другой — ивовый прут, которым похлопывала по ноге, как офицерским стеком. Максим как раз в это время закончил сборку бензинового триммера, который разобрал по винтику с профилактическими целями, и устроил ему испытание. Триммер угрожающе выл и сбривал заматеревшую крапиву, что разрослась вдоль забора, как гнилую солому.

— Ну как? — крикнул Максим.

— Отлично! — отозвалась Верка. Она поднялась на крыльцо, ненадолго скрылась в доме, затем снова показалась — с резиновыми розовыми шлёпанцами в руке, и пошла к уличному крану с раковиной мыть ноги. — «А помнишь небо, помнишь сны о про-щань-е, юное те-ело в голубом оде — е-я-ле…» Танька сожгла себе задницу борщевиком, представляешь?

— Да ну?

— Ну такая ду-урища, прикинь!.. — Верка прикусила язык, поняв, что совсем не обязательно рассказывать отцу, как девочки решили покупаться и позагорать голышом, а когда неожиданно появились мальчики, юные нимфы кинулись наутёк, и как пышная белотелая Танька сдуру влетела в заросли борщевика. — На ужин есть чё?

— Приготовь — будет, — ответил Максим. Он закончил косить и хотел поставить триммер в сарай — и внезапно поймал себя на том, что ему не хочется идти туда. Ещё не стемнело, но уже смеркалось, и хорошо знакомые предметы приобрели странный, зловещий вид. «Некоторые вещи — они зловещи», — подумалось Максиму. В другой раз он посмеялся бы над этим экспромтом, но сейчас ему стало жутко. В этой фразе звучал шелест листьев под ногами тех, кто подкрадывается со спины. Максим не выдержал и обернулся. Разумеется, никого не было… но ему показалось, что он уловил краем глаза какое-то движение. Нет, на хрен, ……….! Просто день с утра не задался — то эти грёбаные куклы, то грёбаный звонок этого грёбаного Алишера, нервы на пределе, но нельзя, нельзя позволять себе распускаться!

На ужин была гречка с тушёнкой и реклама пива и прокладок по телевизору. В промежутках между рекламными блоками показывали туземный хоррор «Путевой обходчик». Максим уже видел этот шедевр, снятый наркоманами про наркоманов и для наркоманов, и смотрел его вполглаза. К тому же Верка так хрустела чипсами, что разобрать слова персонажей было невозможно.

— Хочешь, па? — предложила она.

— Нет, порти желудок сама.

— Умм-гумм… Заточи-ка ты чипсы, а не то заточат коты и псы! — протараторила она.

Максим издал короткий смешок. На экране горе-грабители, заныкавшиеся в подземку, затеяли обычные для героев фильма ужасов препирательства. «Мне бы ваши проблемы», подумал Максим.

ДЗЗЗЫЫННЬ!