Тёмное солнце

— Если начистоту, то я бы сейчас выпил, — проговорил под нос Гуррун. Заглядывая в свою фляжку, дварф выглядел сконфуженным. Пристрастие подгорного племени к горячительным была воспета даже в сказках, но они были уже почти забыты, когда низкорослые воины прекратили всяческие сношения с наземными жителями.

Морстен встал, и, покопавшись в одном из тюков, затянутых наверх варварами, достал грубую каменную бутыль, залитую воском. Воск тоже был чёрен, как ночь, но никаких отметок или знаков на себе не имел. Жидкость, налитая в эту примитивную ёмкость, булькнула, и чуткое ухо дварфа дёрнулось.

— Держи, — Гравейн бросил бутыль Гурруну, который поймал ее, крякнув от неожиданной тяжести. — Не отравлено. Вообще, это для обработки ран, чтобы не гноились, но можно употреблять и внутрь. Только разбавь…

— Вот еще, — расплылся в улыбке дварф, уже откупоривший пробку и утиравший слезу, сбежавшую по широкому морщинистому лицу, обрамлённому бородой. — Зачем крепкое портить?

— Пить с врагом? — возмутился Ветрис, взявшись за рукоять меча. — Дварф, ты предаёшь союз…

— С каких это пор я стал твоим врагом? — приподнял брови дварф. — Тебе так и вообще пить никто не предлагал, тем более, с бывшим хозяином бутылки. Не хочешь — не пей, — парировал Гуррун, наливая тягучую зеленоватую жидкость в небольшой металлический стакан. — А союз я заключал с Матерью. Хороша, зараза… — выдохнул он, отхлебнув.

Морстен выскользнул наружу через дверь, удержав её так, чтобы она не скрипнула. Мастерством вхождения в тень, как Сестры, или ещё какими-то магическими приёмами он не владел, но умел отвлечь внимание и воспользоваться ситуацией. Пока дварф приковал к себе все взгляды, пробуя настойку на травах, а остальные ждали, пока тот либо упадёт в корчах, либо превратится в чудовище, Гравейн уже шёл по следу из поблёскивающих на настилах чешуек. «В чудовище дварф превратиться, конечно, может, — подумал властелин Тьмы, — если перепьёт, или закусит грибами. Но это его проблемы, и только».

Опадавшие с Лаитан чешуйки вызывали мысли о линьке змей и ящериц. Или о болезни, которая постигла Мастера Мастеров. Вторая идея в прежние времена вызвала бы у него жестокий приступ смеха, но сейчас Морстен допускал любые отклонения, даже невозможные. Но подтвердить или опровергнуть эти выводы могла только та, что сейчас оперлась на невысокую загородку, отделявшую маленький скотный двор, давным-давно лишившийся обитателей, от густой чернильной ночной темноты снаружи. Отсветов от костра в домике Гравейну хватало, чтобы рассмотреть Лаитан, и подойти к ней.

Он старался произвести побольше шума, ступая громче, чем обычно. Получить вершок чёрной стали в горло он пока не планировал.

— Лаитан, — произнёс он, и встал рядом с ней. Подобранные чешуйки он сжал в руке. — Надеюсь, Мать Матерей и Мастер Мастеров, что твоё резкое бегство не связано с привычными обвинениями в мой адрес.

Изрядная порция сарказма и фальшивого беспокоства надежно скрыла под собой горечь от приевшейся северянину скуки. Скучные обвинения властелина во всех бедах, скучные и злые выражения лиц временных союзников, скучные попытки примитивно и по-детски подставить подножку или втянуть наверх лестницу…

Она подняла на него взгляд. Увидеть за спиной именно властелина Замка она никак не ожидала. Сердце подпрыгнуло, кровь потекла быстрее. Одетый в тёмную одежду, Морстен почти сливался с ночью, но его топот, едва не обрушивший мостки, вызвал у Лаитан странную улыбку. Странным казалось то, что он вообще пошёл за ней, если не хотел тихонько свернуть шею. Грубоватый тон властелина подтверждал её мысли о покушении, но Лаитан так устала от дороги, от схваток и споров, что просто решила не обращать внимания на эти глупые помыслы. «Хотел бы убить, не топал бы, как его уккуны», — разумно предположила она.

— Кто сказал, что я решила бежать? — ровным голосом произнесла она. — Да и вряд ли получится сбежать от чумы. Ты мог бы поговорить о ней с теми, кто обвинял тебя в её создании, — отмахнулась мать матерей. Лаитан решила уйти, но Морстен стоял на дороге и не собирался уступать ей дорогу. Она замерла, ожидая продолжения разговора. Казалось, будто он подловил её тут, воспользовавшись ситуацией.

Повелитель Севера понимал, что творится внутри Лаитан, но более удачного момента для разговора в обозримом будущем не представлялось. Относительно удобный участок пути заканчивался уже завтра, дальше начинались предгорья и ущелья, вести по которым Уккунов было сущим мучением.

— Бесполезно разговаривать с теми, кто слышит только себя, — ответил он, сдержав желание сплюнуть. Хотя эта мелкая особенность Тёмного и забавляла его, но поджигать дерево, на котором сидишь, было глупо. — Но ты сейчас стала слышать и других. Меня, например, — Морстен поиграл собранными им чешуйками, едва заметно блестевшими в слабом свете. — Но, думаю, что тебя беспокоит не это.

Повелитель Тьмы решил рискнуть.

— Ты теряешь чешую, — открыл он ладонь. Одна из чешуек впилась в кожу, прорезав ее, и теперь окрасилась красным. — Теряешь силы. Сколько тебе осталось?