Тёмное солнце

Лаитан дернулась от его слов, едва не свалившись с узких мостков. Морстен, явно не ожидавший такой реакции, выпустил из ладони собранную чешую и одним движением ухватил Лаитан за талию, прижимая к себе и крепко держа обеими руками. Они замерли на краю дорожки, слыша, как вниз осыпались сухие листья и часть загрождения загонов, иссохшего и подгнившего без заботы человеческих рук. Гравейн был немного выше Лаитан, но почти одного с ней роста, и потому он смотрел в глаза Медноликой не сверху вниз, а прямо. Лаитан, инстинктивно схватившаяся за первое, что попало под руку, так и держалась за него обеими руками, чувствуя тепло ладоней Морстена на себе. Проникая даже сквозь одежду, оно разливалось по телу необычайной волной, заставлявшей щеки пылать. Он долго держал ее в объятиях, словно сам поражался тому, что было в его руках. Сердце Лаитан, перепугавшись возможного падения, билось так часто, что готово было выпрыгнуть из груди, но страх уже прошел, а оно никак не желало успокаиваться. Он склонился ближе, так, что она ощутила его дыхание. Странно прерывистое, частое и пахнущее недавним ужином.

— Сколько? — повторил он вопрос так тихо, что она едва его расслышала. Лаитан неприятно поразилась тому, как неправильно и фальшиво прозвучал его вопрос. Ей казалось, ей очень отчетливо это виделось, что он должен был сказать нечто совершенно иное. Или сделать? Но его вопрос, вернувший ее в жестокую действительность, заставил снова закрыться внутри себя, ревностно оберегая свои тайны.

— У меня достаточно сил для похода, властелин, — попытавшись взять себя в руки, произнесла она, но голос прозвучал странно дрогнувшим, с нотками неуверенности и страха. Морстен кивнул, выпуская ее из объятий так медленно и неохотно, что Лаитан это сбило с толку. Осторожно отойдя подальше, властелин отвернулся от нее, встав спиной. Медноликая неслышно скользнула прочь, по направлению к дому, и ей показалось, будто дверь его тут же захлопнулась, избавив взгляд от тонкой полоски света изнутри. Кажется, кто-то заметил их. Или только что вернулся обратно, доносить своему царю о будущей жене и ее объятиях с властелином севера.

— Морстен, — окликнула она его. Северянин повернул к ней голову, ожидая продолжения. — Ты все правильно понял, властелин, — произнесла Лаитан, не оглядываясь. И в ее голосе звенел не просто черный металл Империи, а оледеневшие струны души севера, отсекая даже возможные попытки снова влезть ей под кожу или застать врасплох.

— Я никому не скажу, — тихо произнес в темноту Морстен, но Лаитан уже скрылась в хижине и не слышала его слов. Он остался стоять, размышляя над тем, что он ощутил, когда в его руках оказалась Лаитан. Гибкое женское тело, теплое и наполненное жизнью, прижатое к нему так сильно, как никогда не прижималась даже давняя любовница Мора. Враг иненавистная убийца, обрекшая его на трон хозяина Замка. Та, кого он убивал во снах сотни раз, с наслаждением вымарывая руки в ее крови и вглядываясь в затухающие глаза матери матерей. Или странная Лаитан, такая похожая и такая иная, которая ухватилась за него, даже не подумав оттолкнуть или избежать объятий. Которая смотрела ему в глаза без страха и ненависти. Теперь — без ненависти.

Гравейн тяжело вздохнул, не собираясь долго путаться в своих мыслях по этому поводу. Он вообще не любил подобных размышлений и решения таких дилемм. Постояв еще немного, он вернулся в хижину, где Лаитан уже спала, отгородившись от него бодрствующей охраной и кольцом неспящих варваров.

Почему-то властелин чувствовал себя неважно, и настроение его было испорчено безнадежно.

Перед лавовой рекой