Тёмный дар

Гримуар сам собой распахнулся на последней странице. Эбби принялась читать. Мама бросилась было к ней, пытаясь её остановить, но Эбби пробормотала несколько слов и взмыла высоко в воздух. Оказавшись вне досягаемости, она продолжала читать заклинание. Слова звучали как нагромождение загадочных слогов, её голос лишь отдалённо напоминал её собственный.

Тело Питера Смита судорожно дёрнулось.

– Остановись! – закричала мама. Но кто бы её услышал? Голос Эбби превратился в торнадо, в ураган, в оглушительный рёв. Окна дома Смитов вылетели наружу, через всю крышу зазмеилась трещина. Пальцы Питера принялись подёргиваться в каком-то неестественном, рваном ритме.

Тут глаз птицы полыхнул, и окружавшие Кару образы принялись меняться.

– Постой! Погоди! – воскликнула она. Теперь она видела только цветные сполохи, хаотично мечущиеся по стенам, но всё ещё слышала вопли тёти Эбби: «Что это? Что это? Я повелеваю тебе отпустить… Я… повелеваю… Хелена! Хелена, помоги мне! Помоги-ите!!!»

Кара ещё никогда в жизни не слышала такого ужаса в чьём-то голосе.

А потом перед ней предстала спальня, увиденная с ветки перед распахнутым окном, растянувшаяся по стене Колодца. На пол был брошен тюфяк, на тюфяке лежала мать Кары, неподвижно, не мигая, с бледным, как мел, лицом. Из перевёрнутой миски капала вода на груду рваных, окровавленных простыней.

Где-то плакал младенец.

«Это Тафф! Мама только что родила!»

Где-то на другом конце дома загремели сердитые голоса:

– Фен-де Стоун сказал, никому нельзя…

– Пропустите меня! Ну!

Послышался шум борьбы, потом папа открыл дверь. На руках он держал крохотный свёрток.

– Дай, пожалуйста! – попросила мама, и папа бережно вручил ей спящего младенца. Она пристроила малютку к себе на грудь и сжала малюсенькую ручонку. – Мне его даже подержать не дали… Мой маленький Тафф…

– Тафф?

– Это имя имеет особое значение на языке моего народа. Может быть, когда-нибудь он об этом узнает…

Она вцепилась в папину руку.

– Констанс принесла меня сюда и сама, в одиночку, приняла ребёнка! Она спасла жизнь нашему сыну! Смотри, не забудь ей рассказать, как я ей признательна. И скажи, я прошу прощения, что не сумела вылечить ей лицо.

– Ничего, сама ещё скажешь.

– Эбби я спасти не смогла. Она слишком далеко зашла. Как я могла допустить такое! И не говори, что я не виновата, Уилл. Ведь это мне захотелось поделиться своим искусством…

– Ничего, я поговорю с фен-де Стоуном, объясню, что случилось, и он тогда…

Мама отвела глаза от младенца. Взгляд у неё был холодный.

– Не надо с ним ни о чём говорить.

– Отчего же нет? Эти люди мне доверяют. Они меня выслушают.

– Вот и хорошо. Тогда они наверняка поверят тебе, когда ты обличишь меня как ведьму.

– Что-о?

– Скажи им, что ты меня никогда не любил. Что я тебя околдовала, и всё.

– Да ни за что!

– Скажи, что это я виновна во всех преступлениях, что совершились нынче ночью – и не только в них.

– Тебя же убьют!

– Меня всё равно убьют, что бы ты ни говорил. А если ты примешься меня защищать, тебя объявят соучастником, только и всего. И кто тогда малыша растить будет? И как же Кара? Что за жизнь её ждёт, без отца, который бы о ней заботился?

– Я тебя не предам!

– Ты предашь меня, если не сделаешь, как я сказала!

Хелена притянула его к себе и нежно поцеловала в губы.

– Уильям, прошу тебя! Так надо.

– Ты для меня весь мир, Хелена!

– И ты для меня тоже.

Она смотрела ему в глаза, и Кара увидела, как между ними промелькнуло нечто – нечто, посеянное и вскормленное смехом, и слезами, и посиделками рука в руке при свете очага – и всеми прочими мгновениями жизни, проведённой вместе.

Папа отвернулся первым.

– Не говори им правды, – сказала мама. – Особенно Каре. Когда меня не станет, говори обо мне только плохое. Пусть поверит, что я и была именно таким чудовищем, как шепчутся люди. Тогда, когда она начнёт применять свою силу, она будет относиться с должной оглядкой к её опасностям.

Мама отвернулась, не желая показывать своих слёз.

– Лучше всего, если больше всего на свете она будет бояться стать такой, как я. На вот. – Мама сунула что-то маленькое папе в карман. – Когда придёт время, ты это поймёшь.

С другого конца дома послышались крики, звуки приближающихся шагов. Папа шагнул к двери, собираясь её запереть, но мама покачала головой.

– Иди сюда, любовь моя, – сказала она и похлопала по тюфяку. – Сядь со мной рядом и погляди, какой чудесный малыш у нас получился. Разве это не магия, самая удивительная из всех?

Птицын глаз потух, стены почернели.

– Ещё! – воскликнула Кара. – Покажи ещё!

Но рядом никого не было. Никакой птицы.

Внезапно в её отвыкшие от света глаза ударило жёстокое солнце. Крышку Колодца открыли.

Перед ней повис конец верёвки.

«Все были не правы, – думала Кара, обвязываясь верёвкой под мышками. – Мама никому не причиняла зла. Она пожертвовала собой, чтобы защитить своих детей…»

Кара сжала медальон, висевший у неё на шее, и улыбнулась.

– Мама была хорошая! – сказала она.

Верёвка натянулась, и Кара Вестфолл поплыла наверх, навстречу манящему свету дня.