Тёмный дом

— Только, если окно. Я сам сделаю, не напрягайтесь лишний раз, — градоначальник, осторожно отодвинув шторы, глянул в окно, подвигал глазами и чуть-чуть открыл окно, насколько позволяли заколоченные доски, впуская свежий воздух, не бывавший долгое время в комнате. — Матушкины шторы. Вдруг, повредите, а она расстроится, дорожит ими, дура, ну, не берите в голову. Я не стану мешать вашему сну…

— Позвольте ещё один вопрос. — сказал Самуил немного призадумавшись.

— Чего изволите? — забеспокоился градоначальник, двигая глазами по комнате, будто бы он что-то там оставил.

— Что случилось с домом? Почему в стенах дыры, да и битое стекло перед входом.

— О, извините, — выдохнул градоначальник, — давно не был на улице. Знаете ли, просто кто-то хочет всё изменить снаружи, а кто-то изнутри. Не берите в голову, ложитесь спать.

Сон на удивление быстро вступил во владенье над уставшим Самуилом. Ему снилось беззаботное детство, когда каждый новый день был открытием. Тогда и солнце светило по-другому, и мир казался большим, но вместе с тем противоречиво понятным и простым. Дни, проведённые за школьной скамьёй, первая страсть, свадьба. Только детей не успели завести, однако же теперь другие люди воспринимались слепыми котятами, брошенными в беде, а потому ни о каком желании заводить новые отношения не могло идти и речи, да и время было не то. Он начал воображать, как сейчас его братья, изменили ли они уже мир, вернули ли в прошлое русло, как они и договаривались? Или Христофор всё такой же бездельник каким был? Самуил про себя улыбнулся. Тёплые и приятные воспоминания разлились по его душе. Он вспомнил, как они могли спорить до поздней ночи на самые разные темы, волнующие их детский разум, как, несмотря на разницу в возрасте, старались не пасть в грязь лицом перед отцом, превосходя друг друга, получая хорошие оценки в школе и читая заповеди в церкви. Вспомнил про Яна, обладавшего может и не такими громкими достижениями, но имеющего доброе и справедливое сердце. Справился ли он? Или длинный язык снова его подвёл?

Сонное сознание Самуила показало ему день смерти мамы. Скорбь отца. Страдание. Принятие. Равнодушие. Муж её вспоминал о ней только во время поминок, да и то старался провести их побыстрее. «Отец сильный человек», — пронеслось в голове апостола. Ведь, только поистине сильный человек способен не показывать свою слабость перед своими детьми. Но вот средний сын его помнил о матери всегда. Долго молился за её упокой, всегда упоминал её в молитвах так, будто бы она была жива, хотя ему было достаточно того, что она продолжала жить в его сердце в виде самого святого человека в жизни. С трепетом Самуил вспоминал её слова: «будь добр ко всем, но будь настороже — всегда найдётся человек, готовый воткнуть нож в спину». Теперь эта фраза встала вдруг в его мозгу и никак не хотела выходить. Очень уж противоречивым казался градоначальник. Он так явно и не рассказал, зачем позвал Самуила. Будто бы, чтобы тот не спасал людей на улице, но ведь не последовало ни наказания, ни похвалы. Может быть, за всеми его действиями скрывалось что-то большое?

Приснилось лицо Бога. Некоторое время оно было спокойно, потом начало навзрыд плакать. Замолкло. А после спросило: «Ты всё ещё веришь?». Исчезло.

Самуил проснулся от резкой боли. Попытался вскочить, но не смог — тело было парализовано. У него получилось лишь открыть глаза. Над ним стоял градоначальник, держащий окровавленный нож в правой руке, левая была занята жестяным подносом, на котором лежали куски срезанной кожи. Глава дома торжествовал, его бледная, насквозь сгнившая плоть отслаивалась прямо на глазах Самуила. Сзади стояли другие существа разной степени уродства: без ног, глаз, рук, волос — притащили и освобождённых, в которых тщетно втыкали шприцы, наполненные фиолетовой жидкостью.

Градоначальник смеялся. Показывал окровавленный скальпель и продолжал веселиться. Мысли Самуила спутались, затуманились. Ему что-то ввели, и сон вновь нахлынул на него.