Тёмных дел мастера. Книга четвёртая

Хотя мне-то, конечно, хотелось только поскорее дедов лук у него отобрать, чем бредни всякие слушать. Но вообще, поджилки у меня от его слов всё ж маленько затряслись. За наследие родовое боязно стало. Что столько лет искал его, а теперь не смогу наш лук у какого-то торгаша мелкого отнять. Который им к тому же вертел как вздумается! Вот тут-то он мне новый договор заключить и предложил. Знал он кто этот лук повсюду искал, потому как весть о нашей сожжённой деревне к тем годам давным-давно уж по северу гуляла. Да и имя моего отца у него в прежнем договоре сохранилось, когда отец лук продавал. Но вот откуда этот стервец про свойства нашего лука выведал — то для меня до сих пор загадка. Хотя может такие вещи их народ сам умеет как-то раскрывать.

Продолжая неторопливо рассказывать девушке о своих похождениях и делясь с ней иными историями то об одном, то о другом, Гортер не заметил, как через какое-то время уже и сам очутился в коляске, держа одной рукой вожжи. После чего доставившая их сюда прошлым вечером лошадь послушно прошла через ворота и, будто понимая желания хозяина, двинулась дальше по мостовой, между тем как Фейр изредка указывала старику, где сворачивать.

Постепенно вокруг них уплотнялся поток людей и карет, что вполне соответствовало обычному кальстергскому утру. И можно было видеть, как статично и одновременно суетно выглядели городские улицы в этот час, когда буквально весь квартал спешил на работу и неизбежно застревал в заторах. А также подметить множество других мелких деталей, которые совершенно выпадали из поля зрения горожан по вечерам, когда на крыши домов опускались сумерки и большую часть окружающего пространства начинала заполнять ярко светящаяся магия. Впрочем, на сей раз её концентрация была значительно меньше и уже не так сильно давила на Гортера, который хоть и ощущал постоянную ноющую боль в голове, до последнего преследовавшую его в больших городах, но сейчас не придавал ей особого значения — потому что был по-доброму увлечён беседами со своей спутницей. И постоянно чувствовал в этом раскрытии тайн нечто сакральное… хотя в то же время и до чёртиков печальное.

Возможно, это было связано с тем, что бывшему следопыту в очередной раз приходилось терпеть всю эту шумливую сумятицу, прорываясь сквозь столь чуждый для него пейзаж городских улиц. И только в компании Фейр ему становилось легче влачить подобные тяготы, от которых обычному человеку было ни холодно ни жарко. Но кроме того интуиция подсказывала Гортеру, что он, скорее всего, больше никогда не встретится ни с Джейн, ни с её дочерью, как только удастся расспросить нужных людей и старый лучник наконец снова отыщет следы своего врага. На этот раз бывшего следопыта ждали впереди не столько тьма и отзвук холодной мести, вылетающий с каждым спуском его тетивы, сколько забвение и отчаянье. Ведь эта судьбоносная встреча с Джейн неожиданно вновь напомнила старому охотнику о его прежних чувствах и несбывшихся мечтах.

Конечно, в своё время Гортер не задумываясь заглушал в себе эти чувства, уделяя всё внимание именно осторожности: он практически всегда руководствовался тем принципом, что глаза жертвы не должны видеть сомнений хищника, да и вообще не должны замечать его присутствия. Но однажды его всё-таки заметили — и стареющему лучнику пришлось тогда приложить всё своё умение, чтобы не только сбежать от собак охотника, но и настигнуть по следам свою хитрую добычу, пока враги преследовали его по пятам. Возможно, он и сам не должен был пережить последнего сражения с чёрным колдуном…

Однако теперь, когда его разум и тело отчаянно боролись с давно завладевшей им старостью, а в спину уже дышал ветер смерти, Гортер как никогда горько осознавал ту правду, что была заключена в словах Джейн, сказанных ею вчера и сегодня утром ему на прощанье. И от этого старику становилось зябко, как будто вокруг уже падал первый снег — и каждая снежинка, опускаясь на морщинистое лицо отшельника, словно напоминала ему об обречённости и одиночестве, которые прошли с Гортером рука об руку через всю его жизнь. Правда, только сейчас раскрылись во всём своём мрачном наряде, состоявшем из необратимых последствий, принятых когда-то в прошлом решений и тех жертвенных поступков, которые, в сущности, уже не имели никакого смысла.

Такая пустота разбивала его жизнь на осколки, убивая в ней и страдания, и любовь, оставляя только один раздражающий вопрос без ответа: какой смысл старому охотнику теперь скрывать детали своего прошлого перед той, которая, возможно, однажды захочет передать их своим детям? Раз уж Гортер сам никогда не желал тратить время на подобную чушь, проведя сначала пол-юности в поисках фамильного лука (больше от тоски по родителям), затем странствуя в поисках денег (отыскав для себя удобную причину, чтобы не думать ни о чём, кроме новых обязательств), а под конец пустившись в погоню за случайно подвернувшейся местью (не оставив для продолжения рода ни единого шанса).