— Ты говорил, что хочешь успеть всё сделать до дня
— До дня зимнего солнцестояния? — перевел его слова на свой язык молодой бунтарь. — Уже не выйдет. Даже если мы прибудем на место вовремя и я развалю эту чёртову громаду с её главным центром, где они хранят тот кристалл — всё равно не выйдет. Потому что я ещё не нашёл третий артефакт. Хотя признаю: от северного окна в Эргарот, которое откроется в тот день на одном из Харлатских хребтов, мы с тобой будем очень близко. Можно было бы навестить моего второго учителя, если бы я закончил с поисками владельца последнего артефакта раньше. Но с магией переходов у меня дела совсем фиговые. Не отыщи я тогда тот особый ритуал для побега из Эргарота, до сих пор бы торчал с учителем среди его развалин. Да и похоже, что для поисков этого третьего артефакта придётся снова тащиться в какой-нибудь город. Снова рыться в архивах местного справочном бюро. Встречаться там с новыми отрядами стражи. Скукота, конечно… И всё-таки Эргароту придётся подождать. Не могу же я явиться к нему, не доведя дело до конца, а?
При этих словах Альфред довольно задорно подмигнул Махтуку, хотя из его речи тот успел понять не слишком много, поскольку ещё не до конца вник в его план. Ведь по нему молодой колдун хотел поменять ситуацию в королевстве, лишив его трёх главных наследий прошлого, о которых Альфред впервые узнал из какого-то мутного пророчества. Однако, несмотря ни на что, этот краткий диалог всё же сумел ненадолго смирить боевой настрой разгорячённого спутника хаас-динца, и они удачно миновали порт Мираль, решив перебраться через реку в другом месте.
К большому удивлению Махтука, таким местом вскоре стала самая что ни на есть произвольная точка, которую выбрал молодой колдун тем же вечером, внезапно остановившись у очередной излучины Вески — там, где её противоположный берег становился более пологим и ровным. Приказав хаас-динцу спрыгивать, Альфред и сам быстро оказался на земле, после чего отошёл в сторону, напряг руки, немного сгорбился — и громко выкрикнул.
За мгновение вокруг его тела собрался неизвестно откуда взявшийся ветер, после чего за спиной молодого повелителя настоящей силы выросли огромные чёрные крылья, покрытые не перьями, но острыми зубцами, напоминавшими собой разного размера клыки животных. При этом пальцы Альфреда тоже сильно изменились, удлинившись на манер когтей.
Такое преображение могло напугать кого угодно, и Махтук не стал исключением. Однако лишь когда молодой бунтарь стремительно поднялся в небо и ухватился когтями за бока обеих лошадей, хаасдинец понял сколько невообразимой мощи скрывалось в теле его спутника.
Почувствовав столь неестественную хватку, каждая из кобыл, как и следовало ожидать, начала страшно брыкаться и дико ржать на всю округу, но всё же не смогла избежать дальнейшего подъёма в воздух, став заложницей ещё более удлинившихся рук чёрного колдуна. Мало того: вслед за лошадьми поднялась и телега, которая сейчас же начала давить на тела животных, всё ещё надёжно пристёгнутых к ней.
Сильно переживая за сохранность их средства передвижения, Махтук тем не менее уже ничего не мог поделать в подобной ситуации. Но, как оказалось, магия Альфреда смогла в достаточной мере поддержать тела обеих лошадей, чтобы при переправе на другой берег ни они, ни телега не пострадали. Правда, весь их нехитрый скарб просто ссыпался на землю в момент подъёма в воздух, но потом чёрный колдун вернулся за ним, а заодно также перенёс на тот берег и Махтука.
Впервые в жизни немолодому уже хаас-динцу довелось испытать на себе не только эффект от воздействия столь странной магии, но и разом освежить в памяти какие-то очень древние, почти забытые воспоминания из детства и юности. Во время тех событий Махтуку было не слишком радостно или весело, но зато именно тогда он чувствовал себя в полной мере живым человеком, способным различать не только ограниченность своего существования в чужой стране, но и множество других разнообразных вещей.
— Как твоя
— Э? Ты про что? — не понял сначала молодой бунтарь, принявшись между тем снимать ту эмоциональную волну леденящего ужаса, которую он нагнал на лошадей, дабы они не взбрыкнули и не бросились галопом прочь сразу после приземления.