— Вот сюда, дядя, давай! Вот сюда! — гомонил он не переставая хриплым, ломающимся голосом наглого подростка, похожим на тон обычной пригородной шпаны, обитавшей в подобных бедняцких районах в изрядных количествах и целыми днями слонявшейся туда-сюда без дела. Пока, конечно, не подворачивалась возможность ограбить кого-нибудь побогаче, как часто происходило во многих колониях Гилия.
Но, отлично понимая теперь, что им практически не оставили другого выбора, использовав на лошадях точно такую же магию, которой пользовались охранники лечебницы, усатый гилиец решил всё же послушаться паренька. И на ближайшем повороте свернул куда-то во дворы на обычную ухабистую грунтовку.
Повсюду здесь можно было видеть изрядное количество мусора, который, судя по всему, вообще никогда не вывозился за пределы района. Или просто сжигался где-то неподалёку, поскольку то многообразие едких запахов, которое успело пройти через чувствительный гилийский нос Ральде в самые первые секунды его пребывания здесь, навсегда запомнилось ему как совершенно явная картина «настоящего» Сентуса, которую обычно не показывают приезжим. Казалось удивительным, как власти одной и той же страны могли поддерживать сразу несколько заметных уровней благопристойности в одном и том же городе, отодвигая всё дальше от центра весь скапливающийся там мусор. И затем позволяя ему оседать где-то здесь, в безымянной республике без определённого социального статуса, которая предназначалась для проживания в ней только самых бедных слоёв общества. Относящихся, надо думать, к низшему рабочему классу, кормящемуся за счёт своей близости к столице.
—
Но ответа не последовало, и обеспокоенный гилиец вновь окликнул сестру, уже громче.
—
— Что там? Куда мы свернули, мистер Ральде? Нас всё-таки схватили? — спешно присоединился к их беседе и совершенно ошеломлённый Вад, поддерживая тело своего тяжело дышавшего кумира, поскольку чёрные плоские шипы из тела Альфреда уже успели втянуться обратно.
— Я так не
И это вскоре нашло своё подтверждение не только в наблюдавшейся вокруг картине, а ещё и в том, что, когда их карету подвели к какому-то совершенно неприглядному дому, оттуда вышли сразу несколько взрослых людей. По большей части они были вооружены старомодными жезлами, не предназначенными для кристальной магии, и одеты в простые телогрейки. Окружив экипаж с двух сторон, они вмиг отогнали всех ребятишек, раздав самым старшим из них пару-тройку дешёвеньких свитков с перманентным зачарованием и отправив установить охранные печати вдоль передних границ закоулка. А сами все как один осторожно прильнули к выбитой задней стенке кареты.
— Это он?
— Да нет, не может быть… Так они его тоже поймали?
— Слушай, замолчи там, Кварг! Кому это ещё быть, как не ему? Парни у лечебницы видели его магию.
— Тогда почему он не шевелится?
— А что если это просто те, кто сбежал из «Макового цвета», а его с ними и рядом не было?
— Ага, и самоходку ту регулярскую тоже не он разнёс! Да ещё и с одного удара…
— Нет, ну тогда это точно он!
Всё это доносилось с внешней стороны экипажа от нескольких чумазых и небритых мужчин, руки которых заметно подрагивали, удерживая изрядно потрескавшиеся от времени волшебные жезлы, половину из которых уже явно можно было отнести к антиквариату.
— Кто вы, господа? — осторожно поинтересовался тогда Вад. Но ответа на свой робкий вопрос так и не получил, поскольку сновавшие снаружи каретного пролома люди почти не обращали на него внимания.
Зато они с огромным интересом продолжали изучать лежавшее у библиотекаря в ногах полуголое тело невменяемого Альфреда, до сих пор не прекращавшего что-то монотонно бубнить себе под нос.
— Мы — народная оппозиция. Столичная ячейка, — коротко пояснил всё же через какое-то время один из тех, кто стоял у левого края.
Правда, за это он тотчас же оказался насильно откинут в сторону, прямо на обочину в грязь. И вдобавок схлопотал пинка под общее порицание со стороны товарищей. Видимо, такое быстрое раскрытие карт перед теми, кто мог и не являться потенциальными союзниками, не казалось остальным верным шагом.