Тёмных дел мастера. Книга третья

Преодолев очередной холмистый уступ, разделяющий местные земли на обжитые и дальние, Гортер ещё какое-то время шёл по обочине дороги, пока не свернул влево, направившись, как ему показалось, к хозяйственным постройкам, теснившимся вокруг местного амбара. Но по мере того, как этот амбар стал сменяться другим, на пути матёрому охотнику встретился и небольшой домик, за которым тут же выплыл ещё один, а затем ещё и ещё. В итоге бывший следопыт пришёл к выводу, что это была не чья-то хозяйственная постройка, оторванная от города, а настоящая улица со своими собственными заборами, поворотами и разметками, что тотчас же навело его на мысль о предместьях (хотя Варгос никогда не мог похвастаться ни большим населением, ни давними планами на возведение таких излишеств).

И только спустя целых полчаса Гортер наконец сообразил, что начавшие попадаться ему по пути удивлённые люди и маячившие впереди высоченные крыши невероятно сгрудившихся между собой зданий являлись ни чем иным, как разраставшимися отсюда окраинами того самого Варгоса, который когда-то здесь и стоял. Правда сейчас город так сильно расширился, что по какой-то необъяснимой причине напрочь лишился всех своих стен и башен!

Конечно, наличие подобных атрибутов прошлого ещё во времена ранней зрелости Гортера уже никак не оправдывало себя перед появившимися тогда группами «левитирующих» магусов, боевые подразделения которых при необходимости могли с лёгкостью преодолевать такие препятствия, иногда даже размещая на них свои временные штабы и магические устройства (хотя чаще всего они просто, как и все, пользовались воротами). Да и внутренние города Сентуса уже никто не осаждал, наверное, целых лет пятьдесят или даже сто кряду. Но всё же само присутствие стен настолько сильно въелось в сознание всех его жителей, что для каждого человека, в том числе и для Гортера, оно ещё с детства определяло собой словно бы другой мир, укрытый от внешних перипетий и неурядиц своим надёжным каменным заслоном, который навсегда отделял высокое светское общество от мира «смертных» крестьян и неотесанных болванов, что то и дело рождались за ним, забредая временами на городские площади и базары, однако не иначе, как только мимоходом или проездом.

«Никогда бы не поверил, что такие времена настанут», — мрачно думал про себя Гортер, замечая, как снова, по давно сложившейся у него чисто городской особенности, начинала болеть и нещадно тяжелеть голова.

Впрочем, ноги всё так же уверено и не спеша вели старика вперёд, а глаза изучали выраставшие будто бы из-под земли небывалых высот здания. Пороги их в большинстве своём были отмечены мощёными камнями, ежедневно попираемыми ступнями сотен прохожих, хотя сейчас мало кто из них встречался Гортеру на пути — горожане предпочитали передвигаться по улицам в своих новомодных двуместных каретах или слышимых за милю магических экипажах. Однако все они, как один, глазели на него, шарахаясь, точно от безумного, едва замечали за спиной у странного путника его хитро выполненное оружие, о форме которого каждый из нынешнего поколения жителей знал теперь, пожалуй разве что, только лишь из сказок (да еще благодаря спортивным соревнованиям, устраиваемым некоторыми претенциозными, но страшно богатыми личностями где-нибудь на специальных спортивных турнирах столицы).

«Теперь в здешних местах уж точно всё стало, как это было в те годы в проклятом Кальстерге! Не отличишь!» — продолжал мысленно ругаться Гортер, обшаривая глазами то один, то другой закуток столь ненавистной ему городской среды.

А вскоре пред ним вновь возник уже знакомый силуэт, который стал медленно вырисовываться в очередной широченный склад на каменном фундаменте. Подпёртый впереди монолитными колоннами и красуясь огромной светящейся от магии вывеской «Добро пожаловать!», он своими гигантскими деревянными стенами растянулся на целые десятки и даже сотни метров в обе стороны, занимая место когда-то давно вырубленной здесь, а ныне закатанной под брусчатку многолетней берёзовой рощицы, о которой бывший следопыт смутно помнил ещё со времён своего последнего путешествия сюда, на север, отчего губы старика тотчас же неровно исказились и сжались.