Детали плана были окончательно согласованы на встрече, которая проходила 22–24 октября в городе Севр в окрестностях Парижа[977]. Израильскую делегацию возглавлял Бен-Гурион, французскую — премьер Ги Молле. Главой британской группы участников был министр иностранных дел Селвин Ллойд (а не премьер-министр), хотя он и не остался на все три дня совещания[978]. Встреча была настолько секретной, а обсуждавшиеся вопросы настолько щекотливыми, что Иден твердо настаивал на отсутствии любых письменных свидетельств. К его ужасу выяснилось, что после отъезда Ллойда его помощник сэр Патрик Дин подписал документ, резюмирующий достигнутые договоренности[979]. На следующий день Иден направил за ним в Париж другого дипломата, и британский экземпляр был уничтожен. Обязывающий трехсторонний протокол предложил подготовить Бен-Гурион, отчасти для того, чтобы быть уверенным, что англичане его не подставят[980]. Французский экземпляр был впоследствии утрачен, а израильский хранился в архиве Бен-Гуриона и был опубликован только в 1996 году, в сороковую годовщину Суэцкой авантюры[981][982].
29 октября 1956 года израильская армия начала свое вторжение в Египет. Следующим утром французский премьер Ги Молле и министр иностранных дел Кристиан Пино прилетели в Лондон якобы для подготовки совместного ультиматума воюющим сторонам, призывающего к остановке военных действий под угрозой высадки англо-французского десанта, который разъединит противников и возьмет под контроль канал. На самом деле документ был составлен за пять дней до этого[983]. В ночь с 31 октября на 1 ноября в соответствии с обещанием, данным Бен-Гуриону, английская авиация нанесла удар по четырем египетским аэродромам, уничтожив бóльшую часть египетских бомбардировщиков[984]. 5 ноября в Порт-Саиде высадился англо-французский парашютный десант, который после ожесточенных боев к концу дня установил контроль над местностью. 6 ноября Генеральный секретарь ООН Даг Хаммершельд смог объявить о согласии Египта и Израиля на прекращение огня без предварительных условий, и призвал к тому же Великобританию и Францию. Несмотря на свои шумные угрозы, советское руководство было втайне довольно англо-французской выходкой, поскольку она отвлекала внимание от происходившего тогда же подавления венгерской революции, которое планировалось резко ужесточить. Хрущев вылетел в Югославию, чтобы заручиться поддержкой Тито в венгерских репрессиях. Советский лидер сказал Тито, что Великобритания, Франция и Израиль «создали удачный момент» для более активных действий советских войск: ООН и западные страны будут меньше озабочены этой проблемой, поскольку их внимание будет отвлечено на Суэц[985].
Намного более важным, чем советская критика, и даже еще более важным, чем осуждение в ООН и массовые протесты в собственной стране, было резкое ослабление фунта стерлингов и твердый отказ американцев предоставлять Великобритании финансовую помощь на фоне продолжающихся военных действий в Египте. Бегство от фунта стерлингов, который в то время еще был резервной валютой, приобрело массовый характер. Гарольд Макмиллан надеялся, что его дружба с Эйзенхауэром, сложившаяся во время войны, поможет убедить последнего протянуть руку помощи. Однако этого не случилось — хотя прекрасные отношения между ними восстановились после того, как Макмиллан сменил Идена на посту премьера, в тот момент Эйзенхауэр оставался твердым противником Суэцкой авантюры. В письме одному из своих однополчан от 2 ноября он писал, что Великобритания ведет себя «по-викториански», продолжив: «Но я не вижу смысла ввязываться в драку, у которой не может быть благополучного конца, притом весь мир считает тебя обидчиком, и даже собственный народ не оказывает единодушной и твердой поддержки»[986]. В телефонном разговоре с Макмилланом министр финансов США Джордж Хамфри сказал британскому коллеге: «Вы не получите от американского правительства ни цента, пока не уйдете из Суэца». «От твоей новости на меня холодом повеяло, Джордж», — ответил ошеломленный Макмиллан. Хамфри звонил из дома и, чтобы никто не слышал разговор, спустился в погреб для хранения мяса. «Ну, из такого уж холодного места я звоню»[987], — сказал он.