Поначалу поцелуи были нежными, но постепенно становились все более жадными и нетерпеливыми. Когда он так ее целовал, Купер чувствовала, что вся ее решимость и идеалы вылетают в трубу. Она нуждалась в его любви, хотя и не могла ответить ему так, как он того желал. Но в ее жизни должна была найтись хоть какая-то отдушина, ей необходимо было сбросить напряжение. В какой-то момент у нее возникло ощущение, будто она тонет: с такой силой ее захлестнуло желание и возбуждение. У нее слишком долго никого не было. Она обвила руками его шею и ответила на поцелуй, прижавшись к нему всем телом.
Генрих точно знал, что хочет с ней сделать, и Купер не противилась. Пусть это и не было полным обладанием, но неким компромиссом. Он скользнул между ее бедер, прокладывая путь поцелуями. Когда он достиг цели, Купер выгнулась ему навстречу, а он жадно сжал ее груди, лаская ее губами.
— Генри… — прошептала она, запуская пальцы ему в волосы.
Удовольствие хлынуло по венам, омывая тело, как наркотик. Она никогда прежде не испытывала столь сильного наслаждения. Она и не подозревала, что в сексе можно с такой полнотой задействовать все органы чувств, что плотское желание может быть настолько безжалостно — на грани каннибализма.
Казалось, его рот знает о ней все, предугадывает каждое из ее тайных желаний — и тут же их удовлетворяет. Все прежние мысли о боли и неудовольствии — да и другие мысли — будто ветром выдуло из головы. Только Генри теперь имел значение. Она хриплым голосом выкрикнула его имя, изогнулась в долгой судороге — и все напряжение разом покинуло ее тело. Реальность снова начала уплотняться вокруг нее, поднимаясь на поверхность, как суша из темных морских глубин. Посторгазменный восторг медленно разлился по венам, расслабляя каждую клеточку тела, запуская вращение вселенной заново.
Она крепко обняла его:
— Позволь мне оказать ответную услугу.
— Ты же знаешь, Купер, я хочу только одного: всю тебя, целиком и полностью. Ты права: я никогда не смогу удовлетвориться чем-то меньшим. И я готов ждать. — Он высвободился из ее объятий. — Но я хочу, чтобы ты меня увидела.
Он встал с постели и начал раздеваться, не отрывая от нее взгляда. Она лежала, откинувшись назад, волосы пламенем расплескались по подушке. Одна нога по-прежнему была согнута в колене, открывая взгляду треугольник волос внизу. Она не стала поправлять юбку, ей хотелось, чтобы ее развратная поза лишь усилила его возбуждение.
Он сложил одежду на стул и повернулся к ней, бесстыдный в своей наготе. Его тело было прекрасным: сильным, жилистым, под смуглой, по сравнению с ее белоснежной, кожей перекатывались мышцы. От природы он был крепкого сложения, но физические упражнения еще больше развили и укрепили его мускулатуру. На груди, под мышками и в паху курчавились темные волосы. Тело было покрыто старыми шрамами от пуль и штыков — память о ранениях, которые едва не стоили ему жизни.
— Теперь ты видишь, что я вовсе не стар.
— Вижу.
Купер понимала, что никогда не сможет забыть этой минуты.
— Иди ко мне. — Она протянула к нему руки.
Он отрицательно помотал головой: на его лице не было улыбки, но в глазах плескался смех.
— Я приду к тебе. В нашу первую брачную ночь. В эту постель. Я ждал тебя всю мою жизнь. Смогу подождать и еще немного.
Купер молча смотрела на него, пока он одевался. Его самообладание было значительно сильнее ее собственного, и это ее немного пугало. Он был так уверен в том, что однажды ее добьется. И что тогда останется от ее драгоценной свободы? Неужели она снова попадет в услужение к мужчине? Или это станет для нее началом новой жизни?
10
То, что произошло между ними в доме Генриха, изменило их отношения сразу на нескольких уровнях. Они стали ближе друг другу, и чувства Купер к нему углубились, однако и тревога ее тоже усилилась. Она впервые с тех пор, как рассталась с Амори, занялась любовью с мужчиной. Пусть и таким ограниченным способом, но она все же отдалась Генриху — вопреки всем своим громким заявлениям. Она чувствовала, что пытается избежать второго брака, но проигрывает сама себе в этой гонке. Его отъезд предоставил ей время подумать и осмыслить ситуацию.
Узнав, что Генрих уехал, Сюзи тут же пригласила Купер на послеполуденный чай. Она попросила прийти прямо к ней домой, в квартиру на улице Фобур-Сент-Оноре, и Купер послушно пришла туда в середине дня. Однако Сюзи еще не вставала.
Она с ворчанием открыла дверь:
— Господи, неужели нужно было являться в такую рань?
— Сейчас половина четвертого, — заметила Купер.
— Да, но я и легла только в девять утра. Мне нужно принять ванну. Идем.
Купер присела на край ванны, пока та наполнялась. Ванна была огромной, но Сюзи не жалела на себя горячей воды — по меркам Купер, это была самая большая роскошь, какую только можно себе позволить. Когда Сюзи погрузилась в воду, та дошла ей до подбородка.
— Думаю, пить чай мы пойдем к «Максиму», — решила Сюзи. Она протянула Купер кусок мыла. — Не помоешь мне спинку,
— Конечно. — Та начала намыливать гладкие плечи Сюзи.
— Этот твой русский… Говорят, он тебя покинул.