Тирания Я: конец общего мира

Есть и такие, кто, прочитав онлайн какую-нибудь статью, отвечающую или противоречащую их взглядам, тут же спешит ее «расшарить». С самого начала явлению, обозначенному английским глаголом share[82], в самый раз было бы стать предметом язвительной и ироничной критики: как будто скопировать ссылку – это щедрость, дар, принесенный людям. В этом случае важны не столько лайки, сколько реакция на текст. Происходит своего рода присвоение содержания, цель – напомнить ближним о собственных взглядах. Обычно в таких случаях убеждения скорее демонстрируют, чем претворяют в дела, таков рычаг мелко тщеславного воздействия на аудиторию, и ясно, что, в сущности, регулярное и конкретное включение в общественную жизнь требует гораздо больше энергии и заставляет быть скромнее. И напротив, когда обнародуешь свои взгляды посредством простого клика, получаешь двойную выгоду: почти никаких усилий – и тут же хватай награду, ничтожную, конечно, зато из раза в раз поддерживается имидж индивида, довольного собственной персоной.

Много и таких, кого перед лицом так или иначе негативного события – потопа в квартире, разрыва отношений, увольнения, а то и траура, или же, наоборот, весьма счастливого – свадьбы, рождения ребенка, получения диплома или хорошей должности, объединяет то, что они не представляют, как остаться с этим один на один, хоть в горе, хоть в радости. В описанных обстоятельствах аффект достигает такого уровня, что хочется еще. Таков мир саморекламы: если прожить все это внутри себя, сдержанно и скромно, будет чего-то не хватать, а именно окажется упущена возможность использовать печали и ликование для более насыщенной связи с себе подобными. Смысл – в безудержной массовой эмпатии, окружающей исключительно и всецело твою персону. В те минуты, когда тебя видят с глазами на мокром месте или с лучезарной улыбкой, ты в этом мире – почти король.

Наконец, есть особая категория, к которой принадлежит большинство. В нее входят те, кто интуитивно или на собственном опыте уяснил: чтобы собрать лайки, это высшее благо, нужно самому правильно, если не сказать – со знанием дела «лайкать» тех, кто «лайкает» вас. Так складывается «экономика лайка» – целая экономика погони за чувством собственной значимости. Для этого совершаются ежедневные лайк-обходы: так же как некоторые ходят по барам на какой-нибудь питейной улице, люди подглядывают за чужой жизнью, чтобы при случае, время от времени, как следует взвесив решение, даровать большой палец и спровоцировать получателя на ответный залп восхищения. Принесенное счастье – мощный импульс, хочешь его получать – умей и давать: именно эту форму описывает Марсель Мосс в «Очерке о даре»[83], говоря о «трех обязанностях» – давать, получать, возмещать. Как не бывает «безвозмездных» постов и каждый не столько распространяет информацию – какой бы она ни была, – сколько обозначает свое присутствие на сцене театра, в котором участники действия поочередно исполняют роли зрителей и актеров, так и лайки никто не ставит по простоте душевной, импульсивно: это вложение, залог будущего вознаграждения. Так что модели взаимодействия вписываются в строгую логику интересов. Каждый шаг совершается в перспективе выгоды: выходит – ничто не делается без задней мысли, от чистого сердца. Жак Деррида, исследуя эту проблему в книге «Презентация времени»[84], приходит к выводу, что дар никогда не преподносится с абсолютной незаинтересованностью, в известной мере обязательно имеет место ожидание чего-то взамен. Таким образом, дар как нечто производное от фигуры невозможного, так же как и лайк – казалось бы, детище полного и доброжелательного согласия, – обессмысливается внутри сферы, где индивиды ищут лишь повода представить себя перед зеркалом, в котором отражается их собственный возвеличивающийся образ.