Читаем Тирания Я: конец общего мира полностью

Переопределяются отношения с обществом, которое нас теперь меньше затрагивает, – но и стало менее прочной опорой. Если мы считаем, что наших дедов, родителей, да и нас самих давно – и сейчас тем более – одурачивали и одурачивают, и пользуемся при этом системами, внушающими, что теперь-то нас вокруг пальца не обвести, как избежать мысли, что все идущее от безличных нормативных рамок по-прежнему будет только во вред и лучше их не придерживаться? Мы проживаем момент, в котором реализуется идея Макса Штирнера, высказанная в работе «Единственный и его собственность»: «Нет ничего выше, чем Я»[114], а если точнее – важнее всего сейчас установка существовать, следуя собственным убеждениям. Такая конфигурация создает рычаг для того, что следовало бы назвать имплозивным поворотом, то есть наблюдаемым масштабным размежеванием индивидов и коллективного регулирования – с обильным появлением трещин субъективизма по всему общему фундаменту. Вот тут-то все, что организует общественную жизнь (законы, правила, обычаи, ограничения и запреты), собственно, и выпадает из зоны внимания или резко отвергается. Механически истирается фундаментальное начало: принцип авторитета. То есть признание за некоторыми институтами прерогативы обеспечивать монолитность политического сообщества, а за многими и многими людьми – специфических полномочий, что позволяет каждому в различных обстоятельствах двигаться дальше при поддержке того, чья квалификация выше.


Сегодня авторитет все чаще отрицается, а вызов, брошенный его носителям, может даже доставить удовольствие, ведь считается, что большинство из них так или иначе воспользовались своим статусом, зато теперь всем кажется, что пребывание в пассивном простодушии, характерном для предыдущих поколений, полностью преодолено. Пример тому – недоверие к словам преподавателей: они, мол, олицетворяют «официальную» позицию, а нас при этом не покидает впечатление, будто мы осведомлены о множестве вещей, и это дает основание предполагать, что ныне возможно – и стало нормальным – построение с ними равных, если не конкурентных отношений. То же самое касается отношения к врачам, которых контролируют пациенты, считая, что технические средства позволяют им оспаривать диагноз. Как и оскорблений, которыми мы, не боясь, осыпаем полицейских – или решаем заснять их действия, если они показались нам неправильными, а затем выкладываем запись в сеть, создавая видимость, будто теперь мы перестали быть, как раньше, беспомощными жертвами несправедливых ситуаций. Именно таким образом видеозапись удушения Джорджа Флойда в мае 2020 года, приведшего к его смерти, позволила восстановить факты. Теоретически толпы людей, опираясь на символическое влияние, могут лишить силы любой статус, ведь для них органы власти, – какими бы они ни были, – в конечном счете относительны и участвуют в поддержании порядка вещей, приравненного к беззаконию.


Похоже, в реальности перестали действовать некоторые базовые аксиомы, до недавнего времени задававшие органические рамки совместного существования. Они в каком-то смысле выполняли роль aevum[115], что в трактовке историка-медиевиста Эрнста Канторовича означает нечто почти неосязаемо возвышающееся над нами и определяющее благотворное единство всех членов общества. Это неосязаемое начало есть прежде всего доверие к институтам, выступающим гарантами отдельных предписаний, взятых за основу, а также обязательств любого характера, связывающих одних с другими. Изучением понятия доверия занимался Георг Зиммель – и пришел к следующему выводу: «Без доверия людей друг к другу распадется все общество. Действительно, редки отношения, основанные исключительно на доказуемых знаниях людей друг о друге, и не менее редки случаи, когда отношения длятся хоть сколько-нибудь без веры, которая достаточно сильна – порой сильнее рациональных доказательств»[116].

На деле доверие в обществе зависит от двух важнейших факторов. Во-первых, от морального обещания, негласно данного политической властью: не нарушать обязательства общественного договора и добиваться наиболее справедливых условий его реализации. Во-вторых, от фактического признания каждым собственных границ, в соответствии с которыми множеству людей или административных органов дается прерогатива – быть незаменимым дополнением нашей персоны, помогать нам или нас возносить. Именно эти два рычага сегодня ослабевают. Прежде всего из-за того, что у людей крепнет впечатление, будто государственная власть стала понемногу забывать о своей главной обязанности – трудиться ради приумножения общего блага, а это есть предательство. И еще из-за повсеместного использования персональных технологий, постепенно внушающих нам, что в повседневной жизни мы все реже нуждаемся в других людях.


Перейти на страницу:

Похожие книги

188 дней и ночей
188 дней и ночей

«188 дней и ночей» представляют для Вишневского, автора поразительных международных бестселлеров «Повторение судьбы» и «Одиночество в Сети», сборников «Любовница», «Мартина» и «Постель», очередной смелый эксперимент: книга написана в соавторстве, на два голоса. Он — популярный писатель, она — главный редактор женского журнала. Они пишут друг другу письма по электронной почте. Комментируя жизнь за окном, они обсуждают массу тем, она — как воинствующая феминистка, он — как мужчина, превозносящий женщин. Любовь, Бог, верность, старость, пластическая хирургия, гомосексуальность, виагра, порнография, литература, музыка — ничто не ускользает от их цепкого взгляда…

Малгожата Домагалик , Януш Вишневский , Януш Леон Вишневский

Публицистика / Семейные отношения, секс / Дом и досуг / Документальное / Образовательная литература
1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену