Тирания веры

– Обыкновенные люди, как и любые другие. Они совершили одно-единственное преступление – заселили эти места еще до сованцев и поплатились за это большой кровью. – В его голосе прозвучала горечь, которая меня озадачила. Вонвальт редко критиковал Империю, хотя и был лучше многих знаком с ее недостатками.

– И все же они убьют нас, если у них возникнет такая возможность?

– Скорее всего. Разве ты не поступила бы так же?

Я погрузилась в молчание. Меня одолевали противоречивые чувства. В тот период моей жизни я была подданной Империи, и больше никем. Как и многие выходцы из провинций, я не испытывала к ней большой любви, а если вспомнить, что мои родители и многие соотечественники погибли от рук легионеров, то у меня имелись веские причины затаить на Аутуна обиду. Однако за время, проведенное с Вонвальтом, моя злоба отчасти рассеялась. Да и здесь, на Пограничье, несмотря на все светские замашки, привитые мне сэром Конрадом, и на возвышенные стремления быть ближе к беспристрастным, проницательным умам, я ощутила себя столь беззащитной, что вдруг захотела поскорее оказаться под защитой фанатичных храмовников.

И все же мысль о том, как имперцы предают местных жителей мечу лишь за то, что те живут на желанной ими земле, вновь распалила тлеющие угли моего негодования. Я в который раз вспомнила Мулдау и ощутила, как тает мое и без того хрупкое убеждение в том, что Империя стоит на стороне добра.

– Меня больше волнует другое, – с беспокойством сказал сэр Радомир, разглядывая руины старого поселения, с которым мы поравнялись. – Где они?

Генрих прыжками подбежал к развалинам и начал, виляя хвостом, тыкать нос в старые кирпичи и балки. Вскоре он вернулся, держа в зубах что-то очень похожее на кость человеческой ноги. Подбежав ко мне, он с самым довольным видом бросил ее к ногам моей лошади.

Я с отвращением посмотрела на подношение.

– Мы можем их встретить? – спросила я.

– Если нам очень сильно не повезет, – только и ответил Вонвальт, не отрывая взгляда от горизонта.

* * *

Когда ночью мы разбили лагерь, запах моря стал для нас уже далеким воспоминанием. За день нам несколько раз казалось, что мы видим на равнине или на тропе паломников бредущих людей, но мы не стали подъезжать к ним ближе, чтобы понять, кто они на самом деле.

– Наверное, простые торговцы, – сказал Вонвальт, когда мы доставали вещи из седельных сумок.

– Чем здесь вообще можно торговать? – спросила я.

– В этих местах ничем. Но если добраться до Южных равнин, до Кареша или Казар Киарай… или еще дальше… то там можно разбогатеть.

– Почему они не плывут морем? – спросил сэр Радомир. – Их же рядом целых два.

– Те, кто может, так и поступают.

Мы разложили наши походные постели, Брессинджер тем временем развел небольшой костер, а Вонвальт распределил между нами свертки с едой.

– Мы далеко от Зюденбурга? – спросила я. После увиденного днем я вздрагивала от малейшего шороха.

– Еще несколько дней пути, – ответил Вонвальт.

– И чего они не поставили крепость ближе к границе, – проворчал сэр Радомир, принимая из рук Вонвальта ломоть почти черствого хлеба.

Сэр Конрад покачал головой.

– У границы крепость есть, и не одна. – Он широко обвел рукой темноту. – Раньше вдоль тропы паломников они стояли на каждом шагу. А теперь большинство заброшены и разорены. Содержать их слишком дорого, и в наше время почти никто не совершает паломничеств.

– Почему? – спросила я и сухо прибавила: – В Империи же столько благочестивых неманцев.

– М-м… это слишком опасно, – с набитым ртом пробубнил Вонвальт. Он снова ткнул хлебом в темноту. – До недавнего времени казалось, что храмовники уже лет сто как изжили себя. Раньше всякий, кто мог и хотел взять в руки оружие, шел в Легионы. – Он пожал плечами. – Оттого, что ряды храмовников поредели, здесь стало опаснее, и люди почти перестали совершать паломничества. К тому же Императору больше хотелось завоевать Конфедерацию, чем Пограничье.

– Легко понять почему, – сказал сэр Радомир. – Здесь же почти ничего нет.

– Эти земли не беднее прочих. На севере есть реки, кишащие рыбой, и почва, годная для земледелия, а на юге – каменоломни и полезные ископаемые. И поселения здесь тоже есть. Никто не строит крепости вроде Зюденбурга, Керака или Цетланда просто так. Однако саэки живучи. Они – выносливый народ и отважные воины, как и ковосканцы. Они могли бы собрать огромное войско, и не одно, но чаще всего полагаются на свои сильные стороны и наносят удары небольшими отрядами: устраивают засады патрулям, убивают жителей поселений, которые не охраняются, и сеют страх. Пограничье огромно. Вы можете отправить сюда миллионную армию, и она вся погибнет от нехватки продовольствия прежде, чем увидит хотя бы одного местного.

– Так вот как саэкам удалось избежать гибели? – спросила я.

– Да, – сказал Вонвальт. – И так же у них получается нести погибель другим.

Мы замолкли, когда Генрих внезапно встал. Подняв голову, он принюхался и пошел прочь от нас, в темноту.

Я переглянулась с Вонвальтом.

– Генрих, все хорошо? – спросила я пса.