Тирания веры

Вонвальт недоверчиво посмотрел на следы копоти на замке и кивком указал на них.

– У язычников есть осадные орудия?

Раганхильдис холодно улыбнулась.

– И не только они.

– Где же все жители? – спросил сэр Радомир.

– Убиты, хаунерец. Тела язычники сплавили вниз по Строму в Зюденбург. Они всегда пытаются отравить реку. Одной Неме известно зачем, ведь в ней и так полно дерьма.

– Я соболезную вам о погибших. Сможет ли город восстановиться? – неискренне спросил Вонвальт. Хворь явно стала одолевать его вновь.

Раганхильдис покачала головой.

– Чудо, что он вообще простоял так долго. Его и возвели-то лишь для того, чтобы занять место. Обозначить свои владения, не более того. – Она огляделась. – Нет, думаю, через месяц здесь останутся одни руины. Быть может, в крепость и пришлют новый гарнизон из Зюденбурга, но зачем?

– Нам нужен ночлег, – сказал Вонвальт, пропустив ее слова мимо ушей. – Кто господин этого города? – Сэр Конрад кивком указал на замок. – Мы сможем остановиться у него?

Раганхильдис усмехнулась.

– Вы откуда подъехали? – спросила она.

– С запада.

Раганхильдис снова улыбнулась.

– Вас что-то позабавило?

– Попробуйте подъехать к замку с юга, там и решите, хотите вы в нем остановиться или нет.

Вонвальт поджал губы.

– А кто же вы? Ополченец? Доброволец? Стражница?

– Я – шериф. Точнее, единственная, кто вызвался на эту должность после того, как город разграбили. Шериф пепла и костей.

– Значит вы – верховный представитель власти этого города?

Она усмехнулась.

– Нет, милорд префект. Теперь эта честь принадлежит вам. – С этими словами она развернулась и пошла по дороге прочь от нас.

Вонвальт сморщил нос. Затем повернулся к Брессинджеру.

– Ступай посмотри, о чем она говорила, – пробормотал он, кивком указывая на крепость. Брессинджер снова вскочил на Гэрвина и пустил его рысью. Ждать нам пришлось всего несколько минут, ибо Дубайн быстро выяснил, в чем дело. Он вернулся и поведал нам печальные вести:

– Крепость разрушена. Отсюда этого не видно. Ворота разбиты, и, судя по всему, крыша донжона ввалилась внутрь.

Вонвальт провел рукой по лицу.

– Ладно, – устало сказал он. – Тогда давайте найдем трактир или хоть какой-нибудь кров.

* * *

Мы остановились в заброшенном, но целом доме, который стоял на берегу реки. Очевидно, когда-то он принадлежал богатому лорду, но все его убранство уже растащили саэки или местные мародеры. Я представила себе длинный караван обездоленных беженцев, которые бредут в соседнее имперское поселение и тащат за собой тележки, груженные награбленным добром.

Мне ненавистно вспоминать то недолгое время, что мы провели в Стромбурге. Брессинджер и сэр Радомир дежурили всю ночь, сменяя друг друга, и мы оставили у порога Генриха, чтобы тот отпугивал нежеланных гостей. Один раз пес залаял, растревожив нас, однако те немногие, кто еще обитал в городе, не стали нам докучать. Да и жителей в Стромбурге осталось гораздо меньше, чем нам казалось на первый взгляд.

Спала я очень плохо. Всякий раз, когда сон настигал меня, я резко пробуждалась, словно отшатнувшись от края обрыва. Я страшно боялась, что увижу во сне гостя из потустороннего мира или, еще хуже, силуэт Муфрааба. Лишь когда на горизонте забрезжил рассвет, я наконец смогла задремать и проспала всего час, прежде чем меня бесцеремонно растолкал сэр Радомир. Проснулась я совершенно разбитой.

Мы постарались достать хоть какую-то еду, но ее в городе осталось совсем мало, а за то, что нашлось, Вонвальту пришлось заплатить грабительскую цену. После завтрака мы отправились в городскую тюрьму, хотя никто и не понимал, зачем туда идти и есть ли там хоть кто-то живой.

– Вы собираетесь провести официальную проверку? – спросил сэр Радомир, когда мы приблизились к тюрьме. Удивительно, но здание все еще стояло, хотя знамена с гербами просто кричали о том, что оно принадлежит государственному аппарату Совы.

Сэр Конрад не ответил. Лишь тогда во мне впервые шевельнулось беспокойство. Однажды я уже видела Вонвальта таким – лицо жесткое, глаза чуть прищурены, губы поджаты, зубы стиснуты. Так он выглядел, когда собирался совершить что-то противное его убеждениям. Например, по дороге в Оссику, за несколько дней до того, как убил обенпатре Фишера.

– Верно, – коротко сказал он и больше ничего не прибавил.

Мы вошли в тюрьму. Нас никто не встретил, да и вообще здание, похоже, пустовало. Я гадала, увидим ли мы здесь шерифа Раганхильдис – если ее можно было так назвать, – но старухи внутри не оказалось.

– Вы двое, – сказал Вонвальт Брессинджеру и сэру Радомиру, – осмотритесь и постарайтесь кого-нибудь найти. Хелена, ты пойдешь со мной.

Мы разошлись. Генрих, предатель, решил пойти с сэром Радомиром, чем сильно задел меня. Следуя за Вонвальтом, я вошла в длинный коридор, где находились тюремные камеры. По обе стороны от нас шли ряды решеток с дверьми, многие были выломаны.

– Зачем саэкам громить тюрьму? – спросила я, надеясь разговорить сэра Конрада.

– Зачем люди вообще что-либо делают? – пробормотал он, занятый своими мыслями. Это было не к добру. Вонвальт редко оставлял вопрос без ответа.