Тирания веры

Сделав свое дело, священники отступили, и храмовники вновь ринулись вперед. Слева от меня на оставшихся карешцев, оглушенных и до смерти напуганных, налетела вторая половина кавалеристов – среди которых был и сэр Радомир, хотя тогда я этого не знала. После началась настоящая резня; войско язычников дрогнуло и бросилось бежать, увязая в грязевой топи, в которую превратилось поле боя. Бойня была чудовищной, но мне не пришлось принимать в ней участие. Притворившись раненой и измученной, я отступила, а окружавшие меня мужчины и женщины – и Генрих, в крови которого бушевала звериная ярость, – бросились вперед, стремясь сделать нашу победу еще более сокрушительной и лишить будущие карешские армии – и заодно мир смертных – как можно большего числа людей.

Я опустилась на одно колено и оперлась на рукоять своего меча. Рыцари-госпитальеры уже помогали раненым солдатам, явно отдавая предпочтение храмовникам и обходя стороной вспомогательную пехоту.

– Ты ранена, сестра? – спросил подошедший госпитальер, тощий и маленький, облаченный в рясу саварского ордена.

Вдруг я увидела в его вопросе возможность выйти из боя. Я посмотрела туда, где храмовники добивали наших врагов, – они были уже далеко, на другом конце поля, усеянного трупами. Им потребовалось бы несколько дней, чтобы вновь собрать силы, перегруппироваться и вернуться в Керак. Было лучше попасть в лазарет сейчас, а не тратить время на то, чтобы найти сэра Радомира и отточить нашу легенду.

Я подняла глаза на грозовую тучу, словно ждала увидеть там Плута, глядящего на меня сверху вниз.

– Не могу… – выдавила я и схватилась за ребра.

Госпитальер подозвал двоих товарищей, и меня уложили на носилки. Когда они понесли меня прочь, я еще раз тщетно поискала взглядом сэра Радомира, после чего безмолвно помолилась богам о том, чтобы он выжил.

Затем меня погрузили на телегу, и я, дрожа от усталости и обезвоживания, провалилась в глубокую бессознательность.

XXXIII Керак

«Цивилизованность того или иного народа можно определить по тому, насколько хорошо он относится к своим преступникам. Тяжкая обязанность содержать их в тепле и сытости, даже несмотря на предположительно совершенные ими преступления, всегда лежит на государстве, ибо доверить это простому люду решительно невозможно».

СЭР РЭНДАЛЛ КОРМОНДОЛТ

Меня разбудили крики.

Не соображая, где нахожусь, я села на кровати. Низкое помещение, в которое меня принесли, когда-то, похоже, служило зернохранилищем. Длинное и широкое, с циркульным сводом, оно тянулось на десятки ярдов. Судя по всему, это был лазарет – по обе стороны от меня стояло множество занятых кроватей, а вокруг суетились санитары и врачи Ордена рыцарей-госпитальеров. Кроме того, в воздухе висели стоны страдающих и умирающих людей, а также запахи крови, рвоты, мочи и дерьма.

Рядом с моей кроватью кто-то оставил кувшин с элем, и я жадно осушила его, утоляя мучительную жажду. Затем я повернулась. Справа на соседней кровати сидел мужчина, явно храмовник, судя по его одежде и рыцарской осанке. Он смотрел на меня. Его голова была перевязана, и повязка, уже пропитавшаяся кровью, закрывала даже правый глаз. По ее краям были заметны следы мази и гноя, смешанного с кровью, и я с трудом сдержалась, чтобы не отшатнуться от одного вида моего соседа и от запаха, который от него исходил.

– Наша благословенная Богиня-Мать решила забрать меня из этого смертного мира, – тихо произнес храмовник. Меня охватила печаль, ведь я знала, что впереди его ждет лишь бескрайняя, унылая пустота.

– Быть может, вы еще выживете, – пробормотала я, все пытаясь осмыслить, где я и как долго пробыла без сознания. В памяти моей, как обломки после шторма, всплывали обрывки битвы у Агилмарских врат. Я вздрогнула, осознав, что даже не представляю, куда запропастился Генрих.

Храмовник чуть заметно покачал головой.

– Нет. Врач сказал, что мне отрубили добрый кусок головы. Я все еще здесь лишь по прихоти богов. Возможно, мне предстоит еще что-то сделать для них, прежде чем я отправлюсь на вечный покой. – Он одарил меня слабой, дрожащей улыбкой, словно смутился своих благочестивых слов.

– Что с вами произошло? – спросила я, не зная, что еще сказать.

Храмовник пожал плечами.

– Увы, воспоминания ускользают от меня. Последнее, что я помню, это как увидел обенпатре Клавера. Думаю, можно уже называть его святым Клавером. Живой святой. Ты ведь видела, какие дары ниспослали ему Богиня-Мать и Бог-Отец?