Тишина

Метро весело-ярко пылало праздничным огнем электричества; за ним ровный свет магазинов спокойно лежал на белой пелене, но уже скребли на мостовых дворники, темнея ватниками в перспективе улицы. Вместе с теплым паром метро поминутно выталкивало из себя спешащие толпы людей, и все длиннее вытягивались очереди на автобусных остановках и за "Вечеркой" около голой лампочки газетного киоска.

Люди не шли, а бежали мимо Константина, растекались в разные стороны от беспрестанно открывающихся дверей. Куда они спешили? Знали ли они то, что порой испытывали он и Ася? И Константин глядел на лица мужчин и молодых женщин, особенно ясно слышал голоса, смех и торопливое хрупанье снега под бегущими мимо него женскими ногами, иногда замечал короткие встречные взгляды - и, почти мучимый завистью, думал, что все они спешили или должны были спешить к тому, без чего не мог жить он и чего стеснялась и боялась Ася. "Мы заслужили это?.."

– Костя! Дурачок, ты давно?

Он вздрогнул даже, услышав ее смеющийся голос.

Ася сбегала к нему по ступеням, размахивая чемоданчиком. Подбежала, глаза радостно засветились, взяла его под руку, воскликнула:

– Ну, долго ждал, соскучился? Что ты такой… чертик с рожками… даже не улыбнешься! Не рад? А то возьму и вернусь, буду спать в кабинете главного врача на диване.

Он улыбнулся ей.

– Ты хоть на жальчайший миллиметр любишь меня?

Она посмотрела снизу вверх, и он увидел только ее молодо сияющие глаза, в глубине которых был смех.

– Ну, если метрически… то на жальчайший километрик! Согласен? Ну пошли, возьми мой чемодан. Мне будет приятно твое внимание. - И спросила чуть-чуть осуждающе: - Почему от тебя, дурачина, пахнет вином?

– Я никак не мог тебя дождаться, Ася. - И сейчас же он добавил полушутливо: - Бывает, когда я не могу тебя дождаться.

– Не оправдался! Сентиментальность не учитывается. Это в последний раз. Есть?

– Слушаюсь, - сказал Константин.

Они шли по Новокузнецкой улице, мимо деревянных заборов, пахнущих холодом метели, мимо глухо запорошенного школьного бульвара за низкой оградой.

Рука Аси легонько и невесомо лежала под локтем Константина, и предупредительно сжимались пальцы, когда он делал чересчур спешащий шаг, а он хотел, чтобы ее пальцы сжимались чаще, лежали плотно ощутимой и твердой тяжестью под его локтем, хотел чувствовать каждый ее шаг, движение ее тела рядом с собой, близкое ее дыхание. Он думал: "Любит ли она меня?" - и с тревожным вниманием видел и себя и ее как бы со стороны: себя - тридцатилетнего парня с усиками, в щеголеватой кожаной куртке, эдакого знавшего виды опытного малого; ее - тонкую, в узком пальто и с зеркально-черными нелгущими глазами; и, будто глядя так со стороны, улавливал любопытные взгляды прохожих на себе и на Асе - и молчал против обыкновения.

Ася тронула его за рукав.

– Почему ты сегодня ничего не спрашиваешь?

– Не могу смотреть на тебя и говорить одновременно. Не получается синхронности.

– Но ты как-то странно смотришь на прохожих. Особенно на женщин. Они улыбаются тебе. Это интересно - почему?

– Я смотрю на тебя и на прохожих. Знаешь, о чем они думают?

– Кто - эти женщины?

– Они думают, что я соблазняю тебя. Они принимают меня за потрепанного донжуана, тебя - за десятиклассницу…

– Но у меня накрашены губы, - сказала Ася. - Теперь я буду их красить еще больше. Это спасет тебя. Согласен?

Он ответил опять полусерьезно:

– Зачем? Пусть будет так. Я просто действительно очень соскучился по тебе. Если бы ты запоздала на десять минут, я бы поехал в поликлинику. За тобой.

– Какой ты странный, Костя, бываешь!

Асина рука выскользнула из-под его локтя. Она, казалось, машинально сжала на железной ограде бульвара комок пухлого снега, задумчиво подержала его в перчатке и бросила за ограду в косые тени на фиолетовых сугробах. Фонарь невидимо светил там, где-то в высоте деревьев.

– Костя, - негромко сказала она. - Ты веришь, что ты - мой муж? И что я - твоя жена? Веришь?

"Зачем она спросила это?" - подумал он и почувствовал, как стала неприятно горячей колючесть шерстяного шарфа, жавшего шею.

– Нет, Костя, ты ответь, - повторила она. - Ты веришь? Я спрашиваю серьезно.

– Я?

– И я… - вполголоса проговорила Ася. - Я даже не представляю иногда: ты, Костя, - мой муж? - Она стояла перед ним, вся вытянувшись. - Прости, Костя, я никак не привыкну… А ты?..

– Да, - сказал он.

– Вот видишь, Костя, как все ужасно получается… Ты бы вот сейчас просто поцеловал меня, а ты стесняешься. И я. А разве муж и жена этого стесняются? Нет, нет, нет! - заговорила Ася быстро, как будто преодолевая препятствие. - Прости меня. Я даже иногда боюсь идти домой… потому что… потому что… ну ты понимаешь… А разве это должно быть? - Она смотрела ему в грудь, трогая пальцем его пуговицу. - Что-то не так, Костя. Я не умею… не научилась, наверно, быть женой. Я все время помню, что ты друг Сережи, что ты… Почему это? Какая-то глупость, Костя, прости! Я просто не умею, как другие женщины. Я дура, дура - и больше ничего. Ты, конечно, не все понимаешь?

– Да, - повторил он по-прежнему, глядя ей в растерянное лицо.