Лицо обожгло горячим, сухим воздухом, а с первым вздохом — и легкие. Ри обхватил себя руками, почувствовал холодную кожу. Глаза понемногу привыкли к темноте, тем более в дальнем углу тлели раскаленные докрасна камни — какое никакое, но освещение. На длинных лавках, выстроенных в ряды, сидели, опустив головы, обнаженные мужчины. Двое стегали себя букетами из веток дуба на верхних полках, куда забрался и Косаль Таг.
С первичным жаром, ошпарившим ноздри, Ри уже свыкся. Он присел на корточки, успокоил дыхание, собрался с мыслями.
Ощущение близкого огня вызвало воспоминание недавнего пожарища в Энфисе. Боль односельчан угнетенным эхом заныла в глубинах души. Ри поднялся и выпрямился. Он не должен уклонятся от жара. Тогда он прятался из-за предостерегающих от необдуманных действий нитей Мельзинги. Сейчас нет угрозы расправы, но Ри был уверен: эта комната, переполненная удушающим паром, послана ему, чтобы испытать: а смог бы он выйти к дяде, если бы не старуха?
— Здесь всегда так прохладно? — голос Ри слегка дрогнул, но слова он произнес как можно тверже, просто сомневался в уместности фразы и необходимости излишней наглости.
Изнуренные головы поднялись, а Кос с верхней полки, прокашлявшись, позвал:
— А ну-ка поднимайся сюда! Инзи, поддай-ка парку нам!
Инзима набрал в ковш воды и выплеснул ее на раскаленные камни, и, только Ри примостился рядом с командиром, как его накрыла волна обжигающего пара. Он даже зажмурился и не обращал внимания на обжигающую поверхность лавки.
— Ложись, — приказал Кос, и Ри, не проронив ни звука, растянулся на лавке вниз головой. — Потрачу на тебя свой веник — ладно уж.
Косаль Таг погладил спину Ри влажными, жесткими ветками, потом прошелся, слегка потряхивая, а затем начал бить. Несильно, но и не заботясь особо о состоянии парня.
— Тебе все еще холодно?! — крикнул охотник.
Ри ответил не сразу. Он вздрагивал каждый раз, когда веник прикладывался к его коже, оставляя жгучий след. После каждого удара он был готов вскочить и выбежать, но за паузу, длившуюся мгновение, он успевал перебороть этот позыв слабака и заставить себя лежать и впитывать боль, как необходимое лекарство, без которого душа сгниет и почернеет. Он жаждал страдания.
Кос приостановился, взглянув на паренька:
— Хватит?
Ри повернул голову, расцепил зубы и произнес, глазами отыскав в темноте лекаря:
— Инзи… поддай нам… парку.
Кос, довольный, улыбнулся. Раздалось шипение. Кто-то выбежал. А веник в сильных руках каргхара стал часто и жестко хлестать по всему телу бросившего вызов хилого, тощего Рийя Нон.
— Сейчас ты у меня согреешься, — приговаривал Кос, снова и снова замахиваясь веником по ногам, спине и ягодицам парня. — Подкинь еще! Как-то быстро отпускает.
Снова хлопнула дверь. Любителей парной становилось все меньше.
— Ри, — позвал Инзи, — ты как там? Уже достаточно. Слезай.
Из глубины легких Ри вырвался кашель, из носа на доску потекли сопли.
— Мы еще только начали, — отмахнулся Кос. — Вон видишь — вся дурь полезла.
Но Инзи будто не слышал и обращался к Ри:
— Дурак, кому и что ты хочешь доказать?
Но ответа не дождался, а после очередного требования Коса «поддать», он плеснул воды на камни и поспешил из парной.
— Ого! — а это сразу после вышедшего Инзи в парную ввалился коренастый и широкоплечий Матаара. Он прислонился к полозьям полок и с непривычки от нагнетенного жара отшатнулся, прикрыв рот и нос рукой. — Он живой?
Ри отозвался взмахом руки и понял, как же тяжело ему дался этот жест: тело налилось ленью и усталостью. В глазах потемнело. Ужасно хотелось пить.
— А чего тогда ты его гладишь, как девчонку? — заржал нюхач. — Помнишь ту баньку, когда мы познакомились?
— А то как же!
— Повторим?
— А давай!
Кос вытер пот со лба и замахнулся.
Ри плохо помнил, что было потом.
Сидя в шумной закусочной за одним столом с Косом и Инзимой, он виновато рассматривал поцарапанную, деревянную поверхность и покорно ждал, когда принесут еду и выпивку. Неудобства добавляла и одежда: видно ее постирали, но до конца та еще не высохла и мокрой липла к коже. Ри плохо помнил, что было.
Он точно зацепился головой за косяк двери, когда двое голых мужиков выволакивали его под мышки из парной, — этот факт ярко подтверждали рассеченный посередине лоб, шишка и ноющая боль. На него выплеснули пару ведер холодной воды на улице. Тогда-то его и замутило, желудок задрожал и выдал все тайны плохо пережеванной картошки. А потом как-то воспоминания спотыкались, захлебывались в стыде и съедали друг друга: кто и как его одевал, довел до тесварицы, усадил за стол.
В зале царил хаос: с короной из едкой смеси запахов пота, табака, коптящих свечей и жареного мяса, скипетром, цокающими пивными кружкам в сопровождении дружного ора, на троне из десятка столов, за каждым из которых выпивала веселая компания.
В «Бочке» мариновались исключительно каргхары. Многие уже скинули тяжелую гвиртовую защиту, играли мышцами и перекидывались острыми словечками. В монотонный гул увлеченного обсуждения охоты и дел мирских частенько вклинивались стук пустой кружки о столешницу и громкий хохот.