Тишина камней

Когану всегда нравилась неприкрытая лесть, — Пото это знал. Тут главное не перестараться, иначе охотник мог и психануть, полоснув льстецу по горлу.

— Следопыт, которому нет равных, для каргхара, который не ведает поражений. Только вы сможете оценить по достоинству невероятные навыки этого нюхача…

Пото внезапно охладел к возникшей ситуации и, даже затянувшаяся после слов прихвостня пауза, как и любой ее исход, не могли воскресить потухшего интереса. Он заметил, что к расплющенной голове мертвеца, над которой уже роились мухи, из-за мешка с соломой крадется, оглядываясь, ворон.

Руда Рудам напротив, с любопытством следил за лукавым плутом, надеющимся выгодно выкрутиться. Но и он сообразил, что тот, скорее всего, не жилец, если продолжит в том же духе.

— Если он меня впечатлит, — наконец решил Коган, — то обсудим оплату. Веди.

И мужчина, поклонившись, удалился.

Когда Коган в сопровождении Пото и Руды вошли в тесварицу, в зале сидел только Лиссо и ухаживающая за ним женщина.

— Оставь нас, — приказал Ког. Просить он не умел. — Ну как ты?

Командир грубо сорвал примочку с опухшего глаза и наклонил голову, чтобы рассмотреть рану. Лиссо застонал было, но быстро умолк, сжав зубы.

— Ты же из Никсоло? Мы идем туда. Поможешь с поисками и отправляйся зализывать свой глаз. И повязку выбери такую, чтоб враг трепетал за три квартала.

Лиссо смотрел на покровителя глазами преданного щенка.

— Ты не бросишь меня?

— К следующей Охоте чтобы был свирепее и коварнее дикого пса!

— Буду! — Лиссо вскочил, радостный и воодушевленный.

— А теперь ступай и помойся, воняешь, как цнои. В твоих косичках навозные жуки еще не завелись?

Лиссо заулыбался и припустил к выходу. Но у двери обернулся, немного помедлил и спросил:

— А как же Акти?

— С Акти нам больше не по пути, Лис. забудь о нем. Мы встретимся с ним позже. Когда придет время.

Лиссо застыл, уставившись куда-то в глубь зала. Возможно, вспоминал заварушку, когда его собрат по оружию был еще жив.

Дверь открылась, и он выскользнул наружу, а в зал вошел тот самый пройдоха, что навязывал нового нюхача, а с ним мальчишка в поношенном, сером тряпье, в котором слабо угадывалась одежда.

Пото с интересом оглядел мальчика. Барыга явно не заботился о презентабельном внешнем виде товара, а значит его способности действительно могли удивить. «Был ли он когда-то светловолосым и опрятным мальчуганом? — думал безмолвный. — Или паутина, сажа и крошки — его вечные спутники?» Видать, перед тем, как впустить для показа, лицо ему все же вытерли, потому что на щеках виднелись разводы, а на лбу покраснения от излишнего старания.

— Ты его специально вымазал? — брезгливо скривился Коган. Из его рассказов о детстве у цнои Пото знал, что тот период своей жизни Коган презирал глубоко, и что каждый встреченный им противно воняющий недоносок вызывал приступы гнева и ярости. Вайши был уверен, что кровопролитие в Энфисе частично можно объяснить и этим устойчивым нетерпением охотника. — И кто это вообще такой? Он еще ребенок!

На вид мальчишке было пару гвальд. Он стоял, опустив глаза в пол, и заламывал пальцы, сплетенные перед собой в области паха. Иногда шмыгал носом.

— Не судите строго, — поспешил оправдаться торгаш. — Это сын моей почившей сестры. Она хотела выгодно от него избавиться и, когда тому и гвальда не было, выкрала мелиновый порошок из кузни и заставила сына вдохнуть каржью стружку через нос. Дура, что с нее взять. Думала посеять в нем способности и продать охотникам или эклиотикам для опытов. За обычных детей-то немного дают.

Но у кузнеца друг служил странствующим судьей. Он того и вызвал. Сестру осудили и убили, а отпрыска мне отдали. Никаких умений он не проявлял, а мне зачем лишний рот? Тем более после той выходки сестры, он стал косым и сопливым. Сами видите. Своих лоботрясов девать некуда, этот жил в хлеву, чтоб не мешался под ногами…

Но недавно начал бормотать околесицу. Так я сначала подумал. А вслушался — да это ж вон что! Да вы сами послушайте!

Коган разминал кулак, похрустывая костяшками, и не выказывал будто никакого любопытства, но Пото был уверен: этот мальчонка напоминал ему его самого. Подобное отношение к детям — не редкость в Старых землях, и безмолвный никогда ранее не испытывал жалости и сострадания к брошенным или проданным малышам — сам был из таких, — но этот косой малец, пускающий сопли, вдруг вызвал неконтролируемые спазмы в горле.

— Ну! — Под колено мальчишке прилетел жесткий пинок. — Склонись, щенок! Перед тобой твой будущий хозяин! Давай, покажи, что умеешь!

Пото сделал то, о чем сразу же сильно пожалел. Не о результате, нет. Отточенным движением, выверенным безупречными навыками, он махнул рукой в направлении барыги, торгующего ребенком, и тот, вытаращив глаза, схватился за горло. Невидимое лезвие, так и оставшись невидимым, улеглось обратно в кармашек на жакете. Сквозь пальцы жертвы брызнула кровь.

— Ты чего?! — вскочил Руда.

— Молчи! — осадил Коган. — Я бы и сам.