…Первое, чем встречает нас Микеланджело-художник, это — впечатление огромного сопротивления, хочется сказать — строптивости изобразительного мастерства, приводимого в подчинение еще большей силой мастера. Титанизм («terribilita») микеланджеловских образов находит в этом слове пластическое выражение. «Жесткий камень» («pietra dura»), «камень дикий и жесткий», преобразуемый молотом и резцом скульптора, — излюбленнейшая метафора Микеланджело для выражения своего отношения к жизни и людям. Первобытную нетронутость мраморной глыбы, свежесть пустой плоскости стены, потолка, свода он чувствовал, как никто до него и никто после него. То же сохранил он в своих стихах… Микеланджело ворочает словом, как глыбой, стачивает одно, наращивает другое, пригоняет стих-камень к другим, таким же плотным швом ко шву. Он воздвигает из слов-плит строфу, терцину, сонет, которые держатся силой тяжести, стойким взаимодействием тяжестей-смыслов и тяжестей-звуков.
…Мировая поэзия не знает другого такого примера: это микеланджеловская собственность, запечатленная в ряде великолепных сонетов и мадригалов сороковых годов; их образы тем более примечательны, что вовсе не носят характера риторических аналогий. Наоборот! В них живет непреклонная убежденность, что так оно и есть на самом деле, что здесь проявляется некий живой и высокий закон единства.
«Fuss’io, pur lui!»
(«Будь я, как он!»)
Вазари.