Титаномахия. Том первый

Тем более что теперь большая часть поверхности стола в каюте была постоянно завалена мыслями, которые Афродита создавала прямо в рабочей обстановке, резко отворачиваясь от конвейера и моментально записывая осенявшие её мысли на специально приготовленные и прикреплённые к стене обрывки тары в проходе, где она вынужденно работала фасовщицей. Даже не снимая тонких резиновых перчаток. Из которых она во время отдыха (вместо того чтобы мирно спать, как и все смертные) собирала пазлы своей книги. Или просто периодически переписывала их в специальную «рабочую тетрадь», чтобы её напарник Швабрин не так возмущался грудой мусора на столе в их двухместной каюте. Не понимая, что эти «глиняные черепки», как усмехался Швабрин, для Афродиты — груды золотой руды! Которые затем следовало переплавить в строки и впаять в произведение. Не желая вписывать в свою книгу ещё одну героиню из местного буфета.

Что тем более неистово улыбалась, чем дольше натыкалась на пластиковую маску деланного равнодушия к своей персоне, каждый раз всё более явственно замечая её искусственность. Этого яства! Желая уже даже не самого Ганешу, а растопить-таки его лед. Пусть уже и — своим горячим телом. Входя в раж! Настолько сильно Ганеша её этим уже заинтриговал, не желая покоряться — даже подобострастным взглядом. Как прочая челядь, сладострастно роившаяся в кутерьме у её ног. Когда Геба жаждала и от него тоже одного только лишь поклонения. В постели. И ловила его взгляд.

Острый, как удар шпагой! Ведь Афродита ещё помнила о том, что произошло в позапрошлом году в рейсе с этим же капитаном, нимфой Эхо и её молодым избранником, которого Ганеша для неё избрал. Чтобы наконец-то начать катать Сизифов камень. И в этом рейсе потому боялся с Гебой даже заговорить. Ни то что — улыбаться. Делая этот первый шаг. Навстречу… бездне. Чувств. Которые Афродите всё ещё удавалось от неё скрывать.

Но только — не её глазам. Всё более хит’рым. На пустом отсутствующем лице. Но не желая из-за секса с походной женой капитана снова вызывать в этот бренный мир его безумную ревность, «вызывая огонь на себя». Не имея уже куда её сплавить по перекату. И терять расположение капитана. Ведь на судне, как и в любой деревне, это не осталось бы незамеченным. И не донесено до вышестоящей инстанции. Причём, тут же! Спровоцировав новый тридцать седьмой.

Но уже — по отношению к Афродите, которая хотела лишь довершить начавшуюся трансформацию и охладеть по отношению ко всему женскому полу. Навсегда. Став Софией-премудрой, читая книги.

Тем более что только власть, данная Афродите через пресекавшего разгул в умах капитана, позволяла этой профуре с длинной косой в теле самого Аполлона толково и расторопно распоряжаться данным ей во власть судном. Организуя не только работы своей смены так, как она это видела, для большей эффективности, постоянно давая всем свои советы, но и — всех других. Включая тех, кто ранее её даже не касался, работая в глуши в машинном отделении. Изнывая от постоянного грохота главного двигателя.

Опасаясь с этим внезапно зацветшим, фосфоресцирующим каким-то внутренним сиянием в полутьме судна цветиком-семицветиком теперь даже заговорить. Обмолвится словечком. Случайно сорвав с него горящий лепесток души. Чтобы не заниматься с ним виртуальным сексом, который для Афродиты давно уже был намного реальнее физического. И разьё. Бывало по поводу и посуху. Без повода. На сухую! Получив от Афродиты прямой приказ! Через Ареса. Позволявшего ей реализовать на практике те полномочия, что так характерны для любого аватара Господа, спустившегося откуда-то сверху (здесь: из каюты старпома) в самый низ для наведения порядка.

Невольно ассоциируя Ганешу с его уже сквозящей женственностью и властью над ними самого капитана. Непроизвольно став тут для всех из «сына полка» Немезиды «капитанской дочкой»20 Кроноса. Со всеми её пушкинскими капризами, кокетством диалогов и коварством сюжета.

Ведь проказник Швабрин, который в предыдущих воплощениях так неистово её домогался, что это заметил и описал Пушкин, добился лишь того, что их судьбы переплелись на судне «Делос» столь замысловатым образом, что теперь он жил со своей сожительницей в одной каюте. И постоянно ворчал на неё за то, что она ему опять отказывала. Но, как менее благородная, водила в каюту кого ни попадя, пока он был на смене. Так ещё и ни в какую не желала убирать каюту! Как любая баба. Уничтожая компромат!

Поэтому-то Пушкин и написал о ней тогда, что никакая это не София-премудрая, а обычная Машка, каких пруд пруди. Вздорная и глупая!

Просто вынужденная тогда самой судьбой (по сценарию агентства «Новая жизнь ангела») воплощать отвлечённые «Декоративные фантазии» Уайльда, который наивно полагал, пока писал «фантазии», что просто выдумывает себе очередную художественную безделицу, а не сценарий чьей-то будущей жизни. Заставив Афродиту играть на абсолютне Аполлона, ото всех «под тенью роз танцующей сокрыта».

Ох уж мне эта сила слова!