Читаем Тюремные записки полностью

Привезли меня в нее часов в семь вечера с большим этапом выгруженным из набитого до отказа столыпинского вагона. Меня одного поместили в довольно большую совершенно пустую камеру, где не было даже железной табуретки. Камера не отапливалась, на дворе было градусов тридцать мороза, в ней — вероятно, пятнадцать — двадцать. Но мне было сказано — разберемся с этапом, переведем и вас. И я довольно спокойно час или два ходил по камере, чтобы не замерзнуть. Но вот этап разместили, всех снабдили баландой, тюрьма замолкла, утихла, а меня не переводят. Начал стучать, говорят — «Не до тебя. Подожди». Жду. Зек я уже опытный, предусмотрительный и в Калуге смог и теплое белье достать и бушлат, да еще по тюремной привычке под бельем обернул на всякий случай ноги смятыми газетами — спасают в сильный холод. Зная, что тепло одет, я попробовал лечь спать на полу — съежившись, свернувшись, как когда-то в карцере. Но даже в самом холодном карцере откидывавшаяся на ночь доска была деревянная, а здесь пол — цементный. И через полчаса я понял, что если засну — замерзну насмерть. Вскочил и теперь уже начал колотить ногами в железную дверь. Сперва слышал грубый голос ДПНТ (дежурный помощник начальника тюрьмы) — «Ничего. Потерпишь» Я бы действительно замерз к утру до смерти в этом бетонном холодильнике, спасло меня только то, что в двенадцать ночи у ДПНТ — пересменка. И в первом часу ночи к камере подошел уже другой, молодой ДПНТ. Он хорошо понимал, что к утру я живым из этой камеры не выйду, извиняющимся голосом сказал — «Я сам не могу вас отсюда перевести». Вероятно, ему нужна была санкция давно ушедшего домой начальника тюрьмы или его заместителя по режиму и лейтенант тревожить свое начальство не решался. Но он пошел и разбудил в гостинице сопровождавшего меня майора, по-видимому все ему объяснил и так как майору было поручено привезти в Чистополь меня, а не мой труп, он сам приехал в тюрьму, поднял все начальство на ноги и меня в час ночи промерзшего и едва живого перевели в камеру для приговоренных к расстрелу. Но вполне теплую. Даже нашли какую-то еду, чтобы немного согреться. Но в шесть часов утра меня пришел поднимать к этапу почему-то тот же ДПНТ, который меня и посадил в ледяной бетонный мешок. Тут я его рассмотрел — это был немолодой вульгарный майор и сперва, когда он меня назвал на «ты», я просто напомнил, что он должен говорить «вы», но потом соединив ледяную камеру, его необычный для ДПНТ возраст и чин (обычно это молодые лейтенанты), я все понял — это был тот начальник по режиму в Златоустовской тюрьме, который в карцерах, запирая между решеток, заморозил, убил сто человек. Его не судили, просто перевели в другую тюрьму. Немного понизили в должности, сохранив ему звание.

— Так это вы убили в Златоусте сто человек?

— Попался бы ты мне там — я бы тебя поморозил.

Я не уверен, что в Калуге, при всей злобе на сорванное им дело, моих многочисленных следователей и оперативников, они рассчитали и мою встречу с этим убийцей. Просто это была советская тюрьма, где никогда не знаешь, будешь ли ты жив завтра. Хотя появление этого златоустовского монстра и вечером и утром было довольно странным. В какой-то день не должно было быть его дежурства. Да и меня почему-то везли одного.

Других приключений в моем экстраординарном этапе не было и когда меня майор с прапорщиками привез в Чистопольскую тюрьму, памятный мне ее начальник майор Ахмадеев спросил, помня очевидно и меня:

— Почему вас, Григорьянц, возят со спец конвоем? — но этот вопрос надо было задавать не мне.

— Я его не просил.

В тот же день, поместив меня в какую-то камеру, вызвали к какому-то штатскому, явно очень гордившемуся своей меховой шапкой, который и оказался наблюдателем из КГБ в Чистопольской тюрьме Калсановым. Он уже успел прочесть характеристику и рекомендации из Калуги и буквально во второй же фразе, желая проявить характер мне в чем-то схамил. Я на него посмотрел, подумал — мало, что гэбня, так еще и хамит, и сказал ему, что разговаривать с ним больше не буду. И это была наша первая и последняя встреча. В коридоре, идя на прогулку, я иногда встречал и другого, младшего гэбиста по фамилии Толстопятов. Над ним в тюрьме очень смеялись, потому, что как раз в это время в газетах много писали о банде Толстопятова в Ростове-на-Дону, члены которой не только убивали милиционеров, но и создали новый тип автомата. Но и с ним я тоже не разговаривал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941: фатальная ошибка Генштаба
1941: фатальная ошибка Генштаба

Всё ли мы знаем о трагических событиях июня 1941 года? В книге Геннадия Спаськова представлен нетривиальный взгляд на начало Великой Отечественной войны и даны ответы на вопросы:– если Сталин не верил в нападение Гитлера, почему приграничные дивизии Красной армии заняли боевые позиции 18 июня 1941?– кто и зачем 21 июня отвел их от границы на участках главных ударов вермахта?– какую ошибку Генштаба следует считать фатальной, приведшей к поражениям Красной армии в первые месяцы войны?– что случилось со Сталиным вечером 20 июня?– почему рутинный процесс приведения РККА в боеготовность мог ввергнуть СССР в гибельную войну на два фронта?– почему Черчилля затащили в антигитлеровскую коалицию против его воли и кто был истинным врагом Британской империи – Гитлер или Рузвельт?– почему победа над Германией в союзе с СССР и США несла Великобритании гибель как империи и зачем Черчилль готовил бомбардировку СССР 22 июня 1941 года?

Геннадий Николаевич Спаськов

Публицистика / Альтернативные науки и научные теории / Документальное
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное