– Поэтому, леди и джентльмены, мы и не любим возить заключенных в госпиталь, если только речь не идет о жизни или смерти; особенно по субботам и воскресеньям, когда персонала и так не хватает. И если кого-то все-таки надо везти,
Предупреждение явно касалось в первую очередь меня и еще нескольких медицинских работников, находившихся тут же. Очень тревожно было думать, что наши решения могут обойтись так дорого.
– Так что, пожалуйста, следите за тем, чтобы не выдавать никакой информации касательно консультаций в больницах до самой последней минуты. Тогда у них не будет возможности спланировать побег.
Стоило ему закончить, как в коридоре завыла сирена. Все повскакали на ноги, со скрежетом отодвигая стулья, и побежали на рабочие места. Я же отправилась на проходную, чтобы сдать жетон и получить свою связку ключей. Она казалась особенно тяжелой с учетом груза ответственности. Страшно было даже представить, что чувствовали те охранники, когда их держали на мушке, наверное, вся жизнь промелькнула у них перед глазами. Выбор между тем, отпустить заключенного или быть убитым, на тысячи миль отстоял от решений, которые я принимала в своем уютном врачебном кабинете.
Однако даже такой ужасной историей меня было не испугать. Я закрепила ключи на цепочке и спрятала в кожаный карман у себя на ремне, решив, что, работая в тюрьме, лучше поменьше о таком думать, пока не возникла необходимость.
Глава десятая
Заключенные, прибывающие в Скрабс, волоча в руках огромные прозрачные пластиковые мешки с вещами, являли собой поистине печальное зрелище.
Сидя в докторском кабинете в приемнике, я слышала, как их мешки скребут по полу коридора. Всех отправляли в большую временную камеру напротив кабинета, и дверь с грохотом захлопывалась у них за спиной. Там они дожидались, пока медсестры их опросят. Из Королевского и окружных судов прибывали самые разные люди. Отчасти это напоминало отделение скорой помощи в больнице. Я не знала, кто следующим войдет в двери и в каком состоянии он будет, приходилось быть готовой ко всему. У меня оказывались и грубые, агрессивные мужчины, взбешенные воздержанием от алкоголя и наркотиков, зачастую рецидивисты, и те, кто попал в тюрьму впервые, страшно нервничал и пребывал в полнейшем шоке. Люди разных национальностей, из разных социальных слоев: от богачей до бездомных. Шок и ужас от тюрьмы испытывало большинство, за исключением разве что некоторых бомжей, радовавшихся, что теперь у них будет пища и крыша над головой. Однако в основном все испытывали тревогу. Частенько кто-нибудь срывался и ударялся в слезы у меня в кабинете, зная, что здесь другие их не видят. Новичков сначала опрашивали медсестры, которых в вечернюю смену работало две или три.
В восемь вечера всех переводили из приемного отделения в подвале в «Центр первой ночевки» на четвертом этаже, где новоприбывших продолжали осматривать. В тот вечер я, вместе со всеми остальными, поднялась в Центр, чтобы доработать до конца смены в 22:00.
Как обычно, я не знала, какие преступления совершили мои пациенты; сестры уведомляли только о тех случаях, когда речь шла о чем-то особенно жестоком: убийстве либо особо изощренном насилии, поскольку таких заключенных следовало также отправлять к психиатру.
Об Азаре меня предупредила моя дорогая подруга Хадж – одна из сестер, – но не из-за тяжести его преступления, а потому, что он находился в глубочайшем шоке от того, что оказался под стражей.
Я как раз пролистывала карту этого юноши из Дубая, когда он показался в дверях. Его появление меня впечатлило. Несмотря на крайнюю неуверенность от незнакомой обстановки, он все равно держался элегантно и с достоинством. Парень был высокий, стройный и на редкость красивый. Судя по дорогой одежде, он привык к богатству. На нем был мягкий кашемировый свитер, идеально выглаженные брюки и роскошные туфли из тонкой кожи. Голос у него оказался мягким, а речь грамотной.
– Позволите присесть?
Я указала на пластиковый стул напротив стола. Огромные темные глаза юноши были расширены, как у кролика, попавшего в лучи фар.
Я улыбнулась.
– Пожалуйста, проходите и садитесь.
Меня предупреждали, что дверь надо всегда держать открытой и сидеть к ней ближе, чем заключенный. Тогда я при необходимости смогу вовремя сбежать. Слева от меня из стены торчала большая красная тревожная кнопка – на всякий случай. Кабинет был маленький, но чистый. В воздухе витал насыщенный, густой запах моющего средства – тот же, что в камерах, куда заключенных переводили дальше.
Азар нервно огляделся.
– Я попал сюда по ошибке, – дрожа, сказал он.
– С вами все в порядке?
Словно не веря своим глазам, он вдруг затряс головой.
– Что я тут делаю? Мне здесь не место!
В этот момент из коридора до нас донесся оглушительный грохот, за которым последовали окрики и душераздирающий визг.
– Отпустите, черт побери, да отпустите же меня!