Тюремный доктор. Истории о любви, вере и сострадании

Азар застыл на месте, глядя, как трое крепышей-охранников потащили по коридору какого-то мужчину, который молотил ногами в воздухе. Его футболка задралась до самой шеи, обнажив бледный волосатый живот.

– Господи Иисусе! – прошептал Азар.

Я с радостью закрыла бы дверь, чтобы избавить его от неприятного зрелища, но это было строго запрещено. Вместо этого я предложила ему единственное, что могла – свое сочувствие.

– Все будет в порядке, постарайтесь не паниковать, – сказала я.

Заключенные, которых лечили от наркотической зависимости, СПИДа, гипертонии или психических заболеваний, проходили осмотр в первую очередь, чтобы точно успеть до конца смены, тогда врач сразу выписывал им необходимые лекарства. Мне приходилось выкручиваться самой, пока в Скрабс не поступали по факсу их медицинские карты, что обычно занимало около суток. И то только в том случае, если у них имелся лечащий врач. У бездомных его, как правило, не было.

Из короткой записи, сделанной Хадж, я знала, что Азар диабетик на инсулине. Времени у меня было немного, так что следовало поторопиться и назначить ему уколы, прежде чем парня уведут в камеру.

– Мы с вами еще не раз будем встречаться, – улыбнулась я, – в тюрьме очень строго насчет уколов, которые заключенные делают самостоятельно.

Азар, казалось, еще сильней испугался и запаниковал, если такое вообще было возможно.

– Не беспокойтесь, со временем вы пройдете аттестацию и тогда сможете сами вводить себе инсулин и хранить его в своей камере. Сейчас же это будут делать медсестры.

– Понятно, – пробормотал он.

Я объяснила ему, что все медикаменты, за исключением мазей от кожных заболеваний и ингаляторов, раздают медсестры до тех пор, пока не подтвердится, что заключенный точно соблюдает график приема, что отсутствует риск передозировки и что он не использует иглу, чтобы напасть на соседа по камере. Все краски сошли у него с лица. Азар попытался было подняться на ноги, но зашатался и рухнул назад на стул.

– Я знаю, все это звучит пугающе, но за вами здесь будут хорошо присматривать, и я обеспечу контроль над вашим диабетом, – пообещала я.

Представляю, каково ему было внезапно оторваться от своей роскошной жизни и оказаться в тюремной камере. Да еще узнать, что он теперь не сможет сам отслеживать свое состояние и принимать лекарства. Наверняка парень до смерти перепугался; весь его мир перевернулся с ног на голову.

Я попыталась его разговорить, помочь ему выплеснуть часть своих переживаний. Поглядев юноше в глаза, я сказала:

– Азар, с вами все будет в порядке. Вы ждете вынесения приговора?

Он посмотрел на меня.

– Двенадцать месяцев на ожидание, но возможна экстрадиция.

И тут же добавил:

– Но я ни в чем не виноват.

– Все хорошо, вам не надо мне ничего говорить. Я здесь, чтобы помочь вам, а не чтобы судить. У меня нет доступа к вашему судебному делу, только к медицинской карте, и так оно, думается, лучше, – объяснила я.

– Я хочу, чтобы вы знали: меня обвинили в мошенничестве, но я невиновен.

На память мне пришла старая поговорка про то, что «в тюрьме все невиновны».

– У вас есть какие-нибудь психические заболевания? – продолжала я.

– Нет, – он покачал головой.

Я немного смягчила тон.

– Вы причиняли себе увечья? Как думаете, способны на что-нибудь подобное?

Он снова потряс головой. При каждом движении идеально уложенные волосы послушно возвращались на место.

В тишине я внесла полученную информацию в компьютер. Электронный учет у нас появился совсем недавно, и я все еще не совсем уверенно управлялась с системой. Глаза Азара напряженно следили за моими руками; я одним пальцем стучала по клавиатуре, сама стесняясь своей неопытности. Смена подходила к концу, но, несмотря на усталость, я хотела побольше разузнать об Азаре. Он явно не мог смириться с мыслью, что оказался в тюрьме.

– У вас есть семья? – спросила я.

Он глубоко вздохнул.

– У меня прелестная невеста. И любящая семья. Моя мама… – голос его задрожал и оборвался. –  Моя мама очень мной разочарована. Она считает, что я виновен. Говорит, что не может понять, почему я пошел на мошенничество, когда у нас и так сколько угодно денег.

В попытке сдержать слезы он поднял глаза к крошечному зарешеченному окошку и уставился в него, наверняка представляя себе свободную жизнь по ту сторону. Потом повернулся ко мне.

– Видите ли, я из очень богатой семьи. У нас компании и собственность по всему миру.

Значит, я правильно угадала. Похоже, преступление было очень серьезное, раз ему отказали в залоге (у него явно имелось достаточно средств, чтобы заплатить).

– Ну, надеюсь, они скоро приедут вас навестить.

Азар кивнул.

– Не знаю только, как встречусь с мамой. Если уж она что-то решила, переубедить почти невозможно.

Я кивнула юноше в ответ.

– Не представляю, как смогу жить без Ясмин.

Голос его снова сорвался.

– Вашей невесты?

– Она такая красавица! – воскликнул он и потянулся к мешку, где, очевидно, лежало ее фото.

Но стоило ему извлечь несколько фотографий, как охранник, дежуривший снаружи, просунул голову в кабинет.

– У нас срочный вызов, док, вас хотят видеть.