Тюрьмы и наказания: Инквизиция, тюрьмы, телесные наказания, казни

Ветераны считали, что в тюрьме человек гибнет медленно, а на острове сразу: или его убивают наповал, или вмиг проглатывает акула.

В разговорах и томительных ожиданиях шли дни.

Но вот однажды вечером появился долгожданный список.

На первой галерее стоял помощник тюремного секретаря и громко выкрикивал имена заключенных.

Названный горемыка принимался собирать вещи, если не сделал этого заранее. Его лицо мрачнело, глаза туманились, точно он шел на расстрел. Товарищи смотрели на него, не в силах вымолвить ни слова. Некоторые не откликались на вызов и пытались отмолчаться.

— На выход! На выход! — несколько раз повторял помощник и разражался злобной бранью, пока какой-нибудь «легаш» не помогал разоблачить спрятавшегося, которого в наказание бросали в одиночку и держали там до самого отъезда.

Для некоторых отправка на Койбу была полной неожиданностью. Убитые горем, они прощались с товарищами и просили передать на волю свое последнее желание…

…В незапамятные времена на Койбе жили мирные индейцы, промышлявшие рыбной ловлей и земледелием. Как рассказывают, остров тогда был известен под именем Кибо, а коренные жители называли его Себако. В ту далекую эпоху по заливу Монтихо плавал прославленный вождь Уррака (индейский вождь, герой борьбы с испанскими завоевателями). Затем на Койбе поселились испанские конкистадоры. В прошлом веке Койба в составе Панамы входила в республику Колумбию. В 1912–1916 гг., когда президентом был Белисарио Поррас, Койба стала местом каторги…

… Домой мы вернемся не скоро — не раньше, чем истечет срок заточения. Осужденные на двадцать лет вполне могли считать себя заживо погребенными тут. Правда, многие в глубине души лелеяли надежду на побег, на смену правительства, которое объявит амнистию или освободит досрочно. Остров окружали суровые, необъятные воды океана, шансов на побег — почти никаких. Я утешал себя тем, что наконец-то смогу познакомиться со знаменитым островом. «Чем больше узнаешь родину, тем сильнее любишь ее», — успокаивал я себя…

«Тростничок» — так нежно называется лагерь, в котором произошла печальная история.

В то утро надзиратель по своему обыкновению поднял людей на рассвете. Только Лысый отказался выйти на работу.

— Начальник, — простонал он, — я хочу попросить у вас разрешения сходить в больницу. У меня что-то с глазами, почти ничего не вижу.

— Ах ты, падаль! — закричал жандарм. — А ну, повтори, что ты сказал! Я тебя так огрею прикладом, гадина!

— Да нет же, начальник, не вру я. Поверь: мне больно смотреть на свет.

— Хочешь увильнуть от работы, скотина? А ну, бери корзину! Пойдешь таскать маис. И попробуй ослушаться. Не думай, подлюга, что вас сюда прислали лечиться. Воруете, курите «травку», а отвечать за это не хотите, черномазая сволочь!

Каторжники отправились на работы, Лысый обулся и взвалил на плечо корзину.

* * *

Обе плантации, где работали заключенные, простираются далеко в глубь острова. Это обширные поля риса, маиса, фасоли и других культур. В каждом лагере — тысячи голов крупного рогатого скота, сотни свиней, куры, утки. Добавьте к этому еще лесопилки, добычу копры кокосовых орехов, кожевенное производство, и вы представите себе размер всего хозяйства.

… После адского труда подгоняемые окриками охранников каторжане едва волочили ноги, возвращаясь в свои бараки. Но шли они не с пустыми руками. Их заставляли нести бревна, корзины с рисом и маисом.

Под тяжелым бременем судьбы заключенные теряли человеческий облик, грубо ругались, им был ненавистен весь мир. Они собирали обильные урожаи, но им не доставалось ничего. Заключенные ходили чуть ли не голыми: им не давали одежды, а пища их состояла в основном из тушеных бананов, юки да мяса морских черепах. Только иногда в оловянных арестантских мисках появлялась фасоль, а уже совсем редко — говядина.

Случалось, что в свободное время им позволяли порыбачить или наловить крабов и рачков; порой они варили бананы с мякотью кокосового ореха — типичную арестантскую похлебку. Таким образом, им иногда удавалось разнообразить свою пищу. А куры, яйца, молоко предназначались только для охранников и хозяев острова.

Подчас рабы не выдерживали мук голода. Вдвоем-втроем тайком ловили свинью, резали и вялили ее в укромном местечке. Если же они попадались, то их бросали в карцер. А в лютые времена капрала по прозвищу Уголь попавшихся обмазывали салом заколотой ими свиньи и привязывали к пальме, и муравьи оставляли от них одни кости…

* * *

В тот день, несмотря на угрозы надзирателя, Лысый вернулся с полпути и пошел в лагерь «Центральный», чтобы показаться врачу. Когда капрал-охранник пришел на место, где Лысый должен был собирать маис, то не нашел его. Ему сказали, что парня видели по дороге в «Центральный».

— Сбежал, собака! — закричал капрал и приказал доверенному заключенному тотчас же направиться одной дорогой, а сам поспешил другой. Они договорились встретиться в условленном месте.