У вас могут быть какие угодно теории по поводу сельской буржуазии с её частнособственническими инстинктами, которые перекрывают дорогу к светлому будущему, но для работяги всё это бессмыслица, так что вдохновлять его придется какими-то другими идейками. Если Ленин действительно прочитал такую речь перед рабочими, то встретить её могли только угрюмым и недобрым молчанием. И Даша не могла этого не заметить. Тем более избалованная барышня, которая ещё вчера была уверена, что булки растут на деревьях, ни как не могла проникнуться «правдой ленинских слов». Ей пришлось бы год усиленно промывать мозги, чтобы объяснить, почему честно выращенный хлеб при попытке его продать вдруг становится «грязным хлебом».
Мне-то известна коммунистическая демагогия, мне-то как раз промывали мозги, и не год, и не два. Но как всё это стало понятно рафинированной интеллигенточке с совершенно другим воспитанием буквально за 15 минут? Почему умный талантливый Алексей Толстой вдруг начинает писать, как тупой бездарь? Так надо же было на хлеб зарабатывать. И хлеб, который отрабатывал таким способом красный граф, был воистину грязным.
Впрочем, меня в «Хождении по мукам» более других интересует подполковник Вадим Рощин. Он мне вполне понятен, когда решает пойти в Белую Гвардию. Как ещё мог кадровый офицер отреагировать на большевистское беснование? Ненависть, которая сжимает его виски, психологически вполне объяснима. Но дальше всё становиться совершенно непонятно.
Подполковника в Белой Гвардии почему-то сразу невзлюбили. Он пошел к красным только для того, чтобы воспользоваться их эшелоном и попасть на фронт. Он же ни одного дня не воевал за красных. Почему же сослуживцы сразу прилепили к нему обидное прозвище «красные подштаники»? Почему сразу взяли его «под подозрение»? Допустим, способ, при помощи которого он попал на фронт, и правда не отличался надлежащим изяществом, но ведь все же сразу увидели, что он сражается очень храбро и весьма умело. В условиях войны это тут же снимает все подозрения, но Рощина по-прежнему не любят, хотя он ни разу не позволил себе ни одного пробольшевистского высказывания, ни разу не был замечен в сочувственном отношении к красноармейцам.
Мог среди белогвардейцев найтись такой подлец, как Оноли, сразу невзлюбивший Рощина по каким-то личным мотивам? Да, конечно, мог, на Белой Гвардии отнюдь не была установлена противоподлецовая защита. Но другим сослуживцам Вадима Петровича до этого не было бы никакого дела, из-за одного подлеца Рощин ни как не мог оказаться в психологической изоляции. Но вот подполковника переводят служить в другое место, там совсем другие люди, но и они почему-то сразу невзлюбили Рощина, теперь уже совсем без всяких причин.
А знаете, в чем на самом деле проблема Рощина? В том, что он хороший, а все остальные белогвардейцы — плохие. Вот плохие люди и не любят единственного случайно затесавшегося среди них хорошего человека. Понятно, что по этому принципу делаются лишь тупые и фальшивые агитки, не имеющие ни малейшего отношения к художественной прозе. Ни какой психологической достоверности образов, ни какой внутренней правды характеров, для тупой агитки всё это ни к чему.
В романе все белогвардейцы как на подбор мерзавцы. Тут уж и объяснять не надо, что в жизни так не бывает. Если собрать в одном месте десятки тысяч человек, то ни при каких обстоятельствах все они до единого не могут оказаться мерзавцами. Это запредельный уровень фальши, это такая ложь, которая сама себя разоблачает.
Помню фильмы о гражданской войне, снятые при Брежневе. Пожалуй, в любом есть образы белогвардейцев, вызывающих хотя бы некоторую симпатию. Там часто можно встретить милых ясноглазых подпоручиков, которые не хотят ни чего плохого, просто ни чего не понимают в происходящем. Это логично. Этого требует художественная правда. Надо же придать сценарию хотя бы некоторый оттенок достоверности. Вы можете не любить «беляков», но должны же вы понимать, что по теории вероятностей и среди них хоть изредка должны встречаться нормальные люди.
Но те фильмы сняты при Брежневе, когда уже начали расслабляться, когда уже считали, что немного правды нам не помешает. А Толстой писал при Сталине, когда предписано было врать тотально, безоглядно, совершенно бесстыже, без оглядки на какую-либо художественную достоверность.
Впрочем и тогда это каждый сам решал. В «Тихом Доне» Шолохова проблесков художественной правды всё-таки не мало, поэтому этот роман имеет отношение к художественной литературе, несмотря на все замалчивания и передергивания. Красный граф решил пойти по пути законченного подлеца, который растоптал и осквернил собственный талант, превратив изначально талантливую книгу в тупую политпропаганду.