Тьма и золото полуночи

Папа раздавлен, и я осознаю, что ему все прошедшие семнадцать лет необходимо было это услышать. И точно так же это нужно было услышать Халдарам и всем тем, кто пришел на похороны лорда Элленби.

– Так, значит, это всегда был Мидраут? – судорожно вздыхает папа. – И он пытался убить и вас двоих.

– Он убил множество людей. Прямо и косвенно, – говорю я.

Папа кивает:

– Ладно, и что нам теперь со всем этим делать?

Я не думаю, что папа до конца нам поверил, во всяком случае поначалу. Но он говорит, что разрешает нам с Олли свободно общаться с другими танами. Найамх и Наташа создают сеть – мы обмениваемся с ними зашифрованными сообщениями через телефон или электронную почту, и они оставляют надписи на стенах в Лондоне, и все разносится по стране тихим шепотом. Когда папа впервые видит эти сообщения и то, что вместе с нами действуют сотни людей, его неуверенность переходит в изумление.

Остара быстро приближается, и мы знаем, что Мидраут задумал на этот день нечто грандиозное. Как-то поздно вечером Иаза звонит Олли со срочной новостью. Олли рассеянно включает громкую связь.

– Я тут записывал все, что мог вспомнить из тех бумаг, что вы утащили с Даунинг-стрит, – говорит Иаза. – Меня это долго мучило, но я думаю, что в соединении с объявленной речью…

– Что он задумал, как ты полагаешь? – перебиваю его я. Усталость сделала меня грубой.

– Думаю, он намерен использовать телекамеры, чтобы раз и навсегда разрушить миры.

– Камеры? – переспрашивает Олли. – Как бы он мог это сделать?

Я думаю о том времени, когда Мидраут пользовался средствами массовой информации, чтобы распространять свои идеи, хотя никто не мог толком сказать, что именно он говорил. Потом вспоминаю ощущение, возникшее у меня, когда он делал объявление насчет исправительных учреждений, – ощущение, что он через экраны посылает свой Иммрал.

– Физики Итхра и Аннуна соединены, ведь так? – напоминаю я. – И он будет уверен, что его слова разнесутся по всему миру, где только есть экраны. Что, если он создает брешь, когда выступает с речью, и пользуется Иммралом из Аннуна, чтобы дотянуться до каждого, кто смотрит новости?

– А если он дотянулся уже до достаточного количества людей, – продолжает Иаза, – если он использовал Иммрал, чтобы убедить достаточное количество присоединиться к нему, то удар по Аннуну может быть опустошающим. Почти все оставшиеся инспайры будут сметены.

Папа появляется в дверях, он внимательно слушает.

– Думаете, это сработает? – спрашивает Олли.

– К несчастью, да, – отвечает Иаза. – И тогда конец игре.

– Нет, если вы это используете против него, – вмешивается папа.

– О чем ты?

Папа подходит ко мне и Олли, говорит, глядя на телефон:

– Все, что вы мне рассказывали о его делах, свидетельствует о том, что он считает себя самым могущественным – иммралом, так, да? Ну а теперь такая сила есть и у Ферн, и большая. Что, если ты ее применишь против него?

– Что, с помощью телекамер восстановить Аннун? – спрашиваю я.

– Именно так. У тебя есть Иммрал, такой же, как у него. Если он хочет использовать вещание, чтобы промыть мозги всем нам, то почему тебе его не использовать для того, чтобы вернуть каждому его собственные мысли?

Я представляю это: я, женщина, которая никогда добровольно не разговаривала с незнакомыми, стою перед десятками камер, обращаясь ко всему миру. Возвращаю людям их голоса. Полагаю, это своего рода поэзия.

– Но когда мы в последний раз пытались сделать нечто в этом роде, кончилось тем, что Мидраут отобрал у нас Экскалибур и стал премьер-министром, – напоминает Олли.

– Это я понял, – кивает папа, – но я скажу вам так. Первое: а что нам терять? И второе: он думает, что победил вас. Мидраут думает, вы рассыпались в испуге, что вас осталось недостаточно, чтобы впредь представлять для него какую-то угрозу.

– Он прав, – говорю я.

– Нет. Не прав. Потому что ему придется иметь дело не только с рыцарями или танами. – У папы куда более решительный вид, чем когда-либо прежде. – На вашей стороне сновидцы. Может быть, не все. Может быть, даже не большинство. Но с вами те, кто потерял кого-то, кто потерял родных, или друзей, или свободу, – и все из-за этого человека. И по моему опыту – следуя из того, чему вы меня научили, вы оба, – множество голосов всегда будет намного сильнее одного, каким бы он ни был хитрым.

Мы молчим, каждый обдумывает сказанное.

– Вам бы стать оратором, сэр, – говорит в телефон Иаза.

Папа смущенно посмеивается. Но он зажег во мне огонь. Память о поясе Нимуэ и его силе, которую пояс передал всем нам.

Когда ты будешь готова, он найдет тебя. Здесь, под куполом.

– Ты прав, папа, – говорю я. – И у меня есть план. Но прежде всего я собираюсь найти кое-что необходимое.

Я наконец готова.

49