Тьма над Петроградом

— Я вижу, вы настоящий театрал! — вздохнула Полина. — В наше время так редко встретишь такого человека! Вообще, мне кажется, Борис, мы с вами люди одного круга… как приятно встретить человека, с которым можно поговорить о театре, об искусстве…

Она закинула руки за голову и томно взглянула на гостя.

Борис сделал вид, что не замечает этих маневров. Он окинул взглядом афиши. Все это были афиши незатейливых водевилей с соответствующими названиями — «Веселая куртизанка», «Ревнивый султан», «Сестры-одалиски», «Племянница маркиза»… Как ни странно, только на одной из этих афиш присутствовала фамилия Жасминовой, и то набранная самым мелким шрифтом.

Проследив за взглядом гостя, несколько разочарованная Полина скромно сообщила:

— Я была известна… — при этом она потупилась, — я была очень известна! Провинциальная публика меня просто обожала! Меня встречали овацией! Особенно когда я появлялась на сцене в дезабилье… помню как сейчас, в Саратове в тысяча девятьсот… Впрочем, это было в другой жизни… — Она шумно вздохнула и продолжила: — На этой афише — вы видите — моя фамилия даже напечатана. На остальных же — обратите внимание, внизу — «и другие». Так вот это про меня…

Бориса не очень интересовали ее театральные воспоминания, он хотел выудить из Полины какую-нибудь ценную информацию и для начала спросил:

— Вы хотели, чтобы я попробовал починить какую-то лампу. Которую из этих?

— Ах, как вы милы… — вздохнула бывшая артистка. — Ну, мне даже как-то неудобно… право, это совсем не обязательно… впрочем, если вы настаиваете, кажется, вот эта… или та…

Борис взял указанную ему лампу и принялся ее изучать. В то же время он спросил Полину:

— А кто этот Владимир Орестович, которого вы сегодня ожидаете?

— Ах, Борис, а вы ревнивы! — Дама погрозила ему пальчиком. — Вольдемар, конечно, человек не нашего круга… я вам больше скажу, — она сделала страшные глаза и перешла на шепот, — он служит в гепеу! Впрочем, что я шепчу — об этом и так все знают. Но что делать, дорогой Борис, у слабой женщины должен кто-то быть, должно быть плечо, на которое можно опереться… так вот, Вольдемар — это именно такой человек. Он навещает меня… иногда, по вечерам. Так вот ваша тетушка, — Полина выразительно взглянула на Бориса, — ваша тетушка так любезна, что открывает ему парадную дверь квартиры. Дело в том, что стена ее комнаты находится возле входной двери. Вольдемар приходит после работы и стучит в стенку. Меланья Захаровна открывает ему дверь…

— Я не совсем понял, — прервал ее Борис. — Во-первых, я видел, что входная дверь с улицы заколочена. И вообще, почему все жильцы ходят через черный ход, если существует парадный?

— Ах, Борис, это такие вульгарные люди! — вздохнула Полина. — Они устроили общее собрание жильцов и на нем постановили не пользоваться парадным входом…

— Но почему?

— Во-первых, чтобы не мыть лестницу.

— Но разве у вас нет дворника?

— Дворник-то есть, но он теперь не моет лестницы.

— А что же он делает?

— Ну, Борис! — Полина томно потянулась. — Вы как с луны свалились! Дворники сейчас посещают собрания, изучают марксизм-ленинизм и подают в гепеу сведения о жильцах. Это раньше, во времена нещадной капиталистической эксплуатации, они мыли лестницы, сейчас, слава Богу, этого больше нет.

— А кто же моет лестницы?

— Жильцы, конечно! Но им этого делать не хочется, поэтому они и постановили не пользоваться парадным. Кроме того, комиссии по уплотнению… не всякая комиссия сможет подняться по черной лестнице, а которые и смогут — подумают, что мы и так живем в ужасных условиях и уплотнять нас ни к чему… а Вольдемар — приличный человек, партиец, не будет же он пользоваться черным ходом! Это даже как-то неприлично в его положении! В общем, он потребовал у квартирного уполномоченного товарища Сундукова ключ от парадной двери в квартиру, Сундуков не посмел ему отказать, ведь все знают, где служит Вольдемар… короче, этот ключ передали вашей тетушке… Звонок давно сломан, а если бы и работал, все равно им нельзя пользоваться — тогда жильцы узнают, что мой гость пользуется парадным подъездом, и меня будут обсуждать на общем собрании и заставят мыть лестницу!

— Но я своими глазами видел, что дверь внизу заколочена, как же он попадает в подъезд?

— Борис, не всегда верьте своим глазам! Это только видимость, доски легко отходят!

— Надо же! — Ордынцев повернулся к Полине и сообщил: — А ваш ночник вполне исправен. В нем просто перегорела лампочка. Замените ее — и все будет в порядке!

— О, спасибо, Борис! Я вам так признательна, так признательна! — Полина схватила его руку и прижала ее к своей бурно вздымающейся груди. — Слышите, как бьется мое благодарное сердце?

Борис мягко отобрал у нее руку и отступил на безопасное расстояние.

— Кстати, Борис, — продолжила Полина, кажется, не слишком расстроившись, — удовлетворите мое любопытство. Неужели Меланья Захаровна действительно ваша тетушка? Нет, я не хочу о ней сказать ничего плохого, но вы с ней такие разные люди! Вы — тонкий, образованный человек, любитель театра, разбираетесь в электрических приборах, а она — простая деревенская женщина…