Тьма над Петроградом

— Ты, батюшка, не подумал ли чего! — Меланья закраснелась, как девушка. — Я уж к смерти готовлюсь! Я вот тут, на сундучке, спала… много ли старухе надо? — Она печально вздохнула, вспоминая эти блаженные времена, и продолжила, погрустнев: — Все через энтого аспида, через Сундукова, будь он неладен!

— Через Сундукова? — удивленно переспросил Борис, вспомнив безобидного старичка в пенсне, указавшего ему черный ход. — При чем тут Сундуков?

— Так он у нас энтот… квартирный ополоноченный.

— Уполномоченный?

— Во-во, и говорю — ополоноченный. Это значит — ночей не спит, все думает, как бы на кого донести, как бы соседям гадость какую сделать и соседскую жилплощадь к рукам прибрать…

— А с виду такой безобидный старичок!

Старуха хотела продолжить свой рассказ, но вдруг в дверь ее комнаты постучали, и грудной женский голос проговорил:

— Меланья Захаровна, можно к вам?

— Притащилась, окаянная! — тихонько буркнула Меланья, с неприязнью глянув на дверь, и тут же громким слащавым голосом проговорила: — Заходи, девонька! Заходи, красавица!

Дверь открылась, и в комнату протиснулся внушительный бюст, а вслед за ним и его хозяйка, молодящаяся особа с пышно взбитыми золотисто-рыжими волосами, облаченная в кокетливо запахнутый шелковый китайский халат, расписанный драконами и цветами.

— Ах, Меланья Захаровна, вы не одна! — воскликнула дама в притворном смущении и кокетливым жестом попыталась плотнее запахнуть свой халат. Халат при этом непостижимым образом распахнулся, на короткое время продемонстрировав Борису свое бело-розовое содержимое. — Ах, извините, это ведь ваш племянник! — И бело-розовая особа стрельнула в Бориса глазами. — Извините, това-арищ… а мы с вашей тетушкой большие, большие друзья! — Дама продемонстрировала широким жестом полных округлых рук, какие они большие друзья, и продолжила: — А я ведь, Меланья Захаровна, к вам по делу… сегодня ко мне должен зайти Владимир Орестович, так вы уж, будьте любезны, откройте ему парадное…

— Не волнуйся, красавица! Не впервой! — ответила Меланья, делая глазами какие-то странные движения, словно пытаясь о чем-то предупредить Бориса.

Дама тем временем повернулась к Борису и проворковала:

— А вы, това-арищ, случайно, не разбираетесь в электрических приборах? Что-то у меня люнетка барахлит. Вы бы не взглянули?

— Люнетка? — переспросил Борис.

— Ну, настольная лампа! Точнее, ночник! — пояснила дама томным голосом. — Я вижу, това-арищ, что вы непременно должны разбираться в электрических приборах!

Меланьины глаза буквально вылезали из орбит, настолько она пыталась предупредить Бориса о какой-то опасности. Однако он решил пренебречь этим предупреждением и попытаться что-нибудь выяснить, разговорив кокетливую даму.

— Что ж, — сказал он, — пойдемте взглянем на вашу люнетку!

Дама, чрезвычайно обрадовавшись, выпорхнула из Меланьиной комнатки (если, конечно, слово «выпорхнуть» может быть применено к особе ее комплекции) и подошла к двери, расположенной по другую сторону коридора.

— А вот и мое скромное гнездышко! — проворковала она, открывая дверь и впуская Бориса в свою комнату.

В отличие от Меланьиной эта комната была довольно велика, хотя и казалась тесной от всевозможных вещей и вещиц, заполнявших ее, как лавку старьевщика. Здесь были разнообразные кресла и креслица, шкафы и шкафчики, пуфики и диванчики — все это такое пышное и безвкусное, как будто позаимствованное в третьеразрядном парижском борделе. Все свободные места были заставлены розовыми фарфоровыми купидонами и пастушками, а также вазочками и светильниками, щедро уснащенными бронзовыми украшениями и позолотой. Кроме того, стены комнаты украшали гравюры фривольного содержания и несколько выцветшие дореволюционные театральные афиши.

— Не правда ли, у меня мило? — проговорила дама, с гордостью оглядывая свое жилище. — Здесь бывали очень, очень понимающие люди, и все они отмечали, что мое гнездышко обставлено с большим вкусом!

— Да, вкус здесь чувствуется! — польстил ей Борис. — А вот эти афиши — они ведь здесь не случайно?

— Ах, молодой человек, вы сразу раскусили мою маленькую тайну! — Хозяйка комнаты кокетливо погрозила Борису пальчиком и красиво округлила рот. — Признайтесь, вы ведь знали?

— Знал — что?

Дама опустилась в одно из кресел, откинулась, так что халат эффектно обрисовал ее грудь, и воскликнула с романтическим вздохом:

— Ах, я была актрисой! Очень известной актрисой! Вам знакома такая фамилия — Жасминова? Полина Жасминова?

— Да, разумеется, — подтвердил Борис, хотя ему никогда не приходилось слышать эту фамилию. — Неужели это вы? — И он изобразил на своем лице восторженное изумление.

— Да, это я! — гордо произнесла дама. — Полина Леопольдовна Жасминова, но для друзей, к которым, я надеюсь, вы присоединитесь, — Полли!

Видимо, она ждала, что гость в ответ тоже представится, и Ордынцев, слегка поклонившись, проговорил:

— Борис.