— Прежде чем захоронить, поговорить хотелось бы… — проговорил Ордынцев, отодвинув провожатого и выдвинувшись вперед. — Поскольку мы сами, как совершенно справедливо сказал наш проводник, подрядились, мы имеем право на задушевный разговор.
— А об чем нам с тобой ботать? — осведомился горбун. — Мне с тобой ботать никакого интереса нету!
— Честно говоря, мне тоже. — Ордынцев сделал еще один шаг вперед. — Поскольку ты тут мелкая карта, шестерка. А вот с тузом вашим я бы парой слов перекинулся, привет бы ему кое от кого передал…
— Слышь, Миколка, он с тобой ботать желает! — усмехнулся горбун, поворачиваясь к очагу.
— Ну, коли желает — пущай поботает… почему и не поботать перед схороном? — донесся из толпы грешников низкий рокочущий бас. — Слышь, ты, мастрыга, кто ты таков и чего в нашу лавру притащился?
Толпа вокруг очага раздалась в стороны, и Борис увидел прямо напротив себя огромного, чудовищно толстого человека, восседающего в железном кованом кресле, словно на королевском троне. На толстом белом и рыхлом, как тесто, лице этого великана выделялись два ярких внимательных глаза, как две изюмины в непропеченной булке. Эти два глаза изучали Бориса, как странное явление природы.
— Ты, что ли, Миколка? — спросил Борис, стараясь держаться твердо и решительно. — Привет тебе передавал Васька Хорь из Энска. Мы с ним вместе из каталажки бежали…
— Васька Хорь, ботаешь? — Миколка ухмыльнулся. — А ведь он сейчас здесь, так что, мастрыга, мы ботву твою сейчас живенько проверим… Эй, Хорь, ты здесь?
— Здесь он, только кемарит, с дороги беленькой хлобыстнул и угомонился! — раздался визгливый бабий голос из угла подвала.
— Разворошить! — скомандовал Миколка.
Кто-то бросился выполнять его приказ — слово Миколки здесь было законом. Откуда-то приволокли ведро воды, плеснули на валяющееся в углу бесчувственное тело. Спящий встрепенулся, вскочил, отряхнулся, как собака, и завертел головой.
Борис с облегчением узнал своего сокамерника и товарища по побегу.
Хорь, окончательно проснувшись и вспомнив, где находится, недовольно забормотал:
— Вы чё, урки бессовестные, попусту банкуете? Чего человеку покемарить не дадите? Я же к вам с делом притаранился, как делегат от честной энской блатной публики, так вы должны ко мне со всем вашим уважением…
— Никто тебя, Хорь, и не банкует! — пророкотал Миколка. — Мы к тебе только вопрос имеем. Тут какой-то мастрыга приполз, ботает, что дружок твой и ботву от тебя имеет… так вот ты глянь — честный это фраер или мастрыга позорный, жаба легавая… схоронить его вместе с дружком или ботать с ним, как с порядочным уркой?
Хорь протер глаза, уставился на Бориса и расплылся в широкой улыбке:
— Здорово, друган! Как добрался? В тюрягу больше не попадал?
— Спасибо, Хорь, твоими молитвами!
— Знаю я его… — Хорь обернулся к окружающим: — Честный фраер, мы с ним на одной шконке парились, вместе от кума ломанулись! — Он снова повернулся к Борису и продолжил: — Чего сюда-то заявился — тут урки лихие, им человека зарыть ничего не стоит!
— Дело у меня есть, — ответил Борис. — Человека одного из ГПУ вытащить надо…
— Ух ты, какой шустрый! — проговорил Миколка, от удивления перейдя на человеческий язык. — Вишь ли, человека ему вытащить надо! Мы с этими архангелами в кожанках по разным улицам ходим, чтобы лишний раз не сталкиваться! А тут никакого нашего интересу не предвидится, и мы должны в чужой бане свои веники ломать? Ты, может, и честный фраер, но приплыл не по тому адресу! Поищи в другом порту пыльным мешком ушибленных!
— Не волнуйтесь, господа урки, я о вас не такого плохого мнения! — произнес в ответ Борис. — Мое предложение для вас очень даже выгодное, и опасности, считай, никакой. Потому как ГПУ, конечно, оно и есть ГПУ, и дела с ним иметь опасно, только в моем случае имеет место личный шкурный интерес одного сотрудника, и я уже придумал, как можно это дело обделать, к большой вашей пользе…
Глаза Миколки заблестели.
— Об чем идет речь? — спросил он деловым тоном. — Гоп-стоп, или сухая кидка, или фармазонка?
— Нельзя ли по-русски? — взмолился Борис. — Я на вашем наречии ни слова не понимаю!
— Ха! — выдохнул Миколка. — Дикий человек! Как это будет по-вашему… Ограбление? Кража со взломом? Мошенничество?
— Налет.
На мгновение в подземелье наступила тишина.
— Ну, если этому фраеру нужен налет, — проговорил наконец Миколка, — будет ему налет. А где налет — там Семен Степанович. Без него такие дела не делаются.
— Сенька Филимонов? — подал голос Рубель, тот карманник, который привел на малину Ордынцева и Саенко.
— Он самый! — подтвердил Миколка. — Без него в таком деле не обойтись. Урки, кто последний видел Семена Степановича?
Из уголовной толпы выкатился как колобок толстенький карлик с рыжей бороденкой на круглом румяном лице. Остановившись перед Миколкой, карлик встал по стойке «смирно» и доложил:
— Час назад он со своими чижиками в «Культурном уголке» разговаривал!
— Ну, Шарик Иваныч, ты и проводи нашего гостя в «Культурный уголок», — распорядился Миколка. — И скажи, что я просил Семена Степаныча с ним по-людски поботать. Может, и сговорятся.