Тьма над Петроградом

— И пальнет! И непременно пальнет, ежели вы отсюдова не уберетесь! Я свою церкву в обиду не дам! Я к ней сторожем приставлен и никого не подпущу! Вон, комсомольцы эти приходили, хотели иконы пожечь — я как пальнул из берданки, все разбежались!

— А никто ее обижать не собирается, — заверил Саенко сторожа. — Это ученые люди из Питера приехали, хотят на твою церковь поглядеть, не надо ли ей ремонту…

— А ты не врешь? — с подозрением уставился сторож на Пантелея.

— А чего мне врать-то? Ты, земляк, мне лучше вот что скажи: ты водку уважаешь?

— А кто ж ее не уважает? — Сторож явно заволновался. — Одно только дело — стоит она дорого, так мы больше к самогону приучены, оно как-то сподручнее…

— Так тут, земляк, вот какое дело. — Саенко понизил голос и, взяв сторожа за рукав полушубка, повел его в сторону. — Вот эти вот ученые люди хотят завод построить водочный, так они сумлеваются, какую водку лучше гнать: белую головку или красную? Ты бы, мил человек, посоветовал, как лучше будет…

— А как же я буду советовать, если я ее и вкус забыл? — проговорил сообразительный сторож.

— Так я тебе сейчас напомню! — И Саенко вытащил из-за пазухи две бутылки. — У тебя, мил человек, найдется чем закусить?

— А как же! — оживился сторож. — Это мы сейчас быстро сообразим. Хлебца и луку найдем, и сальце где-то оставалось…

Саенко со сторожем скрылись за углом церкви, а Серж и вся его команда поднялись на колокольню. Отсюда открывался прекрасный вид — с одной стороны на село, свободно раскинувшееся до самой реки, тускло отсвечивающей на солнце старинным серебром, с другой — на графское имение, окруженное обширным парком.

Серж удобно расположился в оконном проеме и навел на имение большой немецкий полевой бинокль.

— Серьезная публика, — проговорил он через некоторое время. — Сразу чувствуется солидный боевой опыт, проникнуть к ним будет не просто! По всем правилам оборона организована!

Он передал бинокль Борису.

Борис подкрутил оптику под свои глаза, навел бинокль на старинное здание с колоннами по фасаду. В боковых окнах он заметил пулеметные гнезда, перед высоким крыльцом прохаживался часовой в черном бушлате, с винтовкой на плече.

Переведя бинокль на площадку перед дворцом, он увидел небольшую группу людей. В середине этой группы находился привязанный к козлам молодой парень без рубахи, с исполосованной спиной. Здоровенный чернобородый детина хлестал парня кожаной плетью, окружающие с явным одобрением наблюдали за экзекуцией. Крики издалека не были слышны, но Борис видел, как жертва порки при каждом ударе вздрагивает всем телом.

— Ничего себе анархисты! — проговорил Ордынцев, передавая бинокль Мари. — Порядки у них заведены самые патриархальные!

— Пулеметы забросать гранатами, — предложила Мари, внимательно изучив позицию. — Часового я сниму одним выстрелом…

— Не самый лучший вариант, — проговорил Борис, снова завладев биноклем. — Я уже не говорю о том, что гранатами мы можем поубивать кучу ни в чем не повинных людей…

— С вашим гуманизмом мы далеко не уйдем! — скривилась Мари.

— …но мы можем убить и ту особу, ради которой городили весь этот огород! — закончил Борис.

— Он прав, — согласился Серж. — Нужно придумать более хитрый план. Луиджи, взгляни — сможешь ты незаметно пробраться во дворец?

Луиджи долго разглядывал усадьбу в бинокль, но так ничего и не ответил. Вдруг Борис заметил какое-то движение в дальнем конце села. Снова вооружившись биноклем, он что-то рассмотрел и повернулся к Сержу.

— Коллега, как вы относитесь к опыту предшественников? — спросил он командира.

— Кого именно? Наполеона, Александра Македонского, батьки Махно?

— Значительно раньше! — усмехнулся Борис. — Помните одного хитроумного грека с деревянной лошадью?

— Думаете, этот старый трюк сработает в наше время? — с сомнением проговорил Серж. — Доверчивые люди сейчас перевелись, последние утонули в Новороссийской бухте!

— Я чуть не оказался среди них… — Борис на мгновение помрачнел, но тут же взял себя в руки и передал Сержу бинокль: — Посмотрите, кто пожаловал в это село!

На дальнюю околицу села медленно въезжал дряхлый мерин, запряженный в необычную тележку. Тележка эта была большим органчиком-шарманкой, установленным на два деревянных колеса. Органчик был разрисован выцветшими от времени и непогоды картинами — горные пейзажи с живописными ущельями и водопадами, пруды с лебедями и пышнотелые русалки с селедочными хвостами вместо ног. Рядом с передвижным органчиком плелся старый слепой шарманщик, одной рукой опирающийся на суковатую палку, а другой — на белобрысую голову босоногой девочки лет десяти.

— Пойдемте послушаем, какой у этого Гомера репертуар!

Шарманщик уже остановился посреди села, поставил свой орган на дубовый чурбачок и закрутил ручку. Из механических внутренностей инструмента понесся душераздирающий скрип и скрежет, а затем полилась унылая мелодия.

— Запевай, девонька! — строго приказал слепец своей малолетней спутнице.

— Дак никого же еще нет, деда! — отозвалась та. — Чего зря стараться?