Тьма над Петроградом

Действительно, вокруг шарманщика собрались только самые маленькие обитатели деревни — мальчишки от двух до десяти лет. Все, кто постарше, уже были пристроены родителями к труду, да и маленькие девчонки нянчились с малышами, так что им было не до развлечений.

— Глянь, Васек, тетка с хвостом! — восхищенно сообщил чумазый пятилетний оглоед своему шестилетнему соседу, который старательно ковырял в носу пальцем.

— Не, то не тетка! — со знанием дела ответил Васек. — То ета, как ее… гидра контрреволюции!

— Хоть и нет никого, а ты пой! — наставительно проговорил старик, наградив девочку крепким подзатыльником. — Упражнение тебе будет! А вон и зрители идут!

Действительно, на дороге появились Серж с Борисом. Белобрысая девочка набрала полную грудь воздуха и завела визгливым жалостным тоном:

Маруся отравилась,
В больницу привезли…

— Ты куда ж, девонька, не в лад! — прикрикнул на нее дед и с новой силой завертел ручку своего органа.

Два доктора с сестрицей
Старались жизнь вернуть
И терли у девицы
Сапожной щеткой грудь… —

старательно выводила белобрысая исполнительница.

Борис Ордынцев наклонился и положил в шапку шарманщика сложенную купюру. Тот, не переставая крутить ручку, торопливо ощупал бумажку, и на лице его отразилось удивление.

Спасайте не спасайте,
Мне жизнь не дорога,
Я милого любила,
Такого подлеца… —

продолжала девчонка.

На глазах у нее выступили слезы — то ли она прониклась исполняемым произведением, то ли подзатыльник деда был уж очень силен.

— Маэстро, нельзя ли сделать перерыв! — взмолился Борис, у которого от унылой песни заболели разом все зубы.

— Это, господин хороший, как прикажете. — Шарманщик послушно отпустил ручку. — Только ведь вы же сами ко мне подошли и деньги мне дали хорошие… ежели вам моя музыка не нравится, так шли бы другой дорогой!

— Мне музыка вообще-то нравится, только уж больно эта песня заунывная…

— А я и другую могу! — оживился старик. — Не желаете ли «Белой акации гроздья душистые вновь ароматом полны»? Или «Я на горку шла…», из репертуара госпожи Вяльцевой… очень популярная вещь!

— Спасибо, как-нибудь в другой раз! У меня к вам, маэстро, деловое предложение. Нельзя ли одолжить у вас на некоторое время эту передвижную фисгармонию?

— Что вы, господин хороший! — Шарманщик даже переменился в лице. — Она, матушка, нас с Ксюшенькой кормит! — И он положил руку на белобрысую голову маленькой певицы.

— Я же не собираюсь навсегда лишить вас инструмента, — поспешил Борис успокоить старика. — Я позаимствую его только на один день, а вам заплачу за аренду. Вы пока с внучкой отдохнете, освежите репертуар, а завтра в это же время получите свой инструмент в целости и сохранности…

Старик поправил круглые черные очки, вздохнул:

— Оно, конечно, с виду хорошо, а только если вы меня обманете? Я ведь, господин хороший, вас первый раз в жизни вижу… то есть слышу, а народ сейчас сами знаете какой, луковку сырую нельзя доверить, не то что ценный инструмент!

— Я могу вам в качестве залога оставить наш автомобиль. Мы без него точно никуда не денемся, так что можете не переживать! Ну что — согласны? По глазам вижу, что согласны!

Может быть, последнее выражение в отношении слепого шарманщика было бестактным, но старик снова вздохнул и махнул рукой:

— Ладно, уговорил! Но только чтобы завтра непременно вернуть!

— Само собой! — успокоил его Ордынцев. — Я только еще попрошу в придачу к инструменту ваши замечательные черные очки…

— Ладно, что с тобой поделаешь… — согласился шарманщик. — Хочешь, можешь заодно и Ксюшу взять…

— Вот этого не нужно! — отказался Борис. — Я принципиально против использования детского труда.

Двумя часами позже по широкой аллее, ведущей к бывшему имению графов Кутайсовых, тащился полуживой мерин, запряженный в двуколку с музыкальным инструментом. Рядом с мерином шел, постукивая палкой по дороге, слепой шарманщик в круглых черных очках.

Правда, шарманщик этот, если взглянуть на него повнимательнее, был довольно молодым человеком с широкими плечами и отличной выправкой.

Немного не доходя до имения, шарманщик огляделся по сторонам: ему показалось, что в кустах возле дороги раздался какой-то шорох.

Секунду спустя кусты раздвинулись, и из них вышел на аллею здоровенный детина в широких матросских штанах и коротком полушубке. На боку у него болталась деревянная коробка с «маузером».

— Стой, музыкант! — окликнул он шарманщика. — Ты куда идешь?

— Да куда дорога приведет — туда и иду! — затянул шарманщик унылым голосом. — Где мне поесть подадут — там мне и хорошо, где меня переночевать пустят — там мне и жизнь, где мою шарманку послушают — там мне и дом родной…

— Ну, завел канитель! — перекосился детина. — Хуже попа! Ладно, иди, мы, анархисты, за свободу кровь проливаем, так и тебе будет свобода. В имение придешь — спроси Агнию, она у нас кашеварит, так даст тебе чего пошамать…

С этими словами часовой снова скрылся в кустах.