Тьма после рассвета

— А вот не факт. Власть переменилась, наш новый на старого всегда зуб точил за то, что он позволял своим приближенным и в первую очередь нашему министру всякие вольности. Говорят, он не поощряет протекционизм. Так что для разгона и демонстрации новой линии партии наверняка будут пресекать попытки прикрыть и отмазать «своих». Потом-то, конечно, все вернется на прежние рельсы, это понятно, людей не переделаешь, но поначалу можно было бы проскочить. А мы как раз в начало и попадали, за пару месяцев все закончить могли бы. Все так удачно складывалось, ну просто одно к одному, мы уже победу предвкушали… Эх! Да что теперь говорить… Остается только накидаться до поросячьего визга. Давай, Витя, наливай, отстаешь.

Принесли горячее, Телегин пил много, но опьянел только к самому концу застолья. Гордеев понимал, что нужно как-то доставить Гогу домой: он, конечно, еще стоит на ногах, но уже не очень уверенно, а это опасно для человека, в кармане которого лежит удостоверение сотрудника милиции. Не дай бог потеряет или украдут. Потом проблем не оберешься. Пришлось просить услужливого директора помочь с вызовом такси. Когда машина пришла, Виктор затолкал товарища в салон, довез по нужному адресу и довел до квартиры. Так надежнее.

Домой он вернулся совсем поздно, но жена еще не спала, проверяла ученические тетради. Едва завидев Виктора, нахмурилась.

— Триста? — спросила она. — Или триста пятьдесят?

Она так хорошо изучила своего мужа, что могла довольно точно определять и по голосу, и по походке, сколько Гордеев выпил.

— Надюша, такие обстоятельства… — виновато начал он.

— Поберег бы себя, Витя, — с упреком сказала Надежда Андреевна. — У тебя желудок, гастрит, ты и так питаешься бог знает чем и на ходу, лечиться отказываешься. Ну хотя бы водки поменьше употреблял, а?

— Да я не пьян, — пытался возразить он. — Выпил совсем немного, и закусь была хорошая. Ну прости, Надюша, у меня не было возможности отказаться, честное слово. Но я старался нанести себе минимальный ущерб. Там, например, черемша была — так я не ел. Бастурму тоже не ел, ни кусочка в рот не взял. Правда-правда.

Надежда Андреевна приподняла брови.

— Кавказский стол? В ресторане был? Или гость с Кавказа припожаловал?

— В ресторане, — признался Гордеев. — В «Арагви». У коллеги неприятности, ему нужно было душу излить, я не мог отказать. Не сердись.

— Я не сержусь, Витенька, — вздохнула жена, — просто переживаю за тебя и твое здоровье. Иди умывайся и ложись спать, отдыхай, а мне нужно сочинения проверить.

Засыпая, Виктор Гордеев еще пытался прокрутить в утомленном мозгу мысль о том, что ситуация вокруг Елены Андреевны Смелянской могла быть обыкновенной ширмой для той самой отмазки, о которой они говорили с Телегиным. Кто-то нажал на нужные рычаги, чтобы Комитет вмешался якобы потому, что им позарез нужна эта директор универмага, а на самом деле с одной-единственной целью: прекратить разработку и избавить Смелянскую от проблем. Могло так быть? В принципе — почему бы и нет… Только для этого нужно, чтобы о разработке стало известно самой Смелянской или ее мужу, которые быстренько подсуетились и напрягли свои могущественные связи. Откуда они могли об этом узнать? Ниоткуда. Если не было утечки из ОБХСС. Или вездесущая контора уже и туда засунула лапы? Вполне вероятно. Решение принято после того, как был получен и проанализирован список контактов Смелянской и ее гостей за десять дней и мест, которые они посещали. Носилевич присутствовал, слушал, запоминал… Его интересовал в основном Олег Муляр, но, возможно, и что-то другое… Пятому управлению Смелянская вряд ли нужна, а вот другим подразделениям, которые занимаются контрабандой валютных ценностей…

Мысль он так до конца и не додумал — уснул.

***

Первую справку с диагнозом «вегето-сосудистая дистония» Елена Смелянская получила, подарив участковому педиатру в детской поликлинике коробку конфет «Птичье молоко». Справка освобождала Сережу от посещения школы на неделю. За вторую такую же справку Елена Андреевна отдала билеты в «Современник». Вполне возможно, что освобождение от школы Сережа получил бы без всяких подношений, просто придя в поликлинику на прием и пожаловавшись на симптомы: усталость, вялость, головокружение, плохой сон. Но не гонять же ребенка к врачу! Он и без того травмирован, столько пережил. Мальчик расстроен, подавлен, избегает разговоров с родителями, не ходит на улицу с друзьями.

Эти две недели необходимы были Смелянским, чтобы решить вопрос со школой. Проблема состояла в том, что Сережа наотрез отказывался учиться в своей школе и просил перевести его в другую.

— Все теперь знают, что я пропадал и нашелся, все будут меня спрашивать, прохода не дадут. А я не хочу ничего никому рассказывать, — заявил мальчик. — В эту школу больше не пойду.