Тьма в хрустальной туфельке

Я пишу эти несколько строк в спешке, так мало мне дали времени, и знаю, что этих слов никогда не хватит. Любовь моя, у меня печальные известия. Я уговорил отца устроить для тебя комфортную жизнь, но взамен он требует, чтобы я с тобой больше никогда не увиделся. Разве я мог выбрать что-то иное, кроме твоего комфорта и безопасности?

Если бы я только знал, что отец организовал твой отъезд прямо сегодня вечером, я бы осыпал тебя цветами и драгоценностями. Но воспоминания о нашем времени вместе – ярче любого алмаза. Знать, что ты в безопасности, что о тебе хорошо заботятся, – лучший бальзам на сердце любого мужчины. Моя дорогая девочка, я всегда буду думать о тебе, но умоляю, не думай обо мне. Не хочу, чтобы ты пролила хоть слезинку по этому безнадёжно влюблённому дураку.

Всегда любящий тебя,

Чарльз».

Прикованная к постели, Элеонора кипела. Бесси кормила её пищей для больных – кашей, куриным бульоном и крепким говяжьим отваром. Эту пищу Элеонора когда-то пыталась приготовить для матери, когда та лежала в постели, задыхаясь от кашля. Запахи вернули девушку в детство, когда ей было девять, и она пыталась дотянуться до плиты, но сил не хватало, чтобы снять сковороду с огня. Элеоноре хотелось швырнуть такой обед в стену, но хуже всего – именно такая пища ей и требовалась.

Морфий остался в Гранборо, и Элеонора поняла, насколько слабой стала без него. Январь перетёк в февраль, но по её коже всё ещё пробегали мурашки, а пульс трепыхался, словно птица в клетке. Она умоляла Бесси, чтобы та приносила ей журналы, газеты и дешёвые бульварные романы, и старалась сосредоточиться на приключениях Джека Прыгуна и Дика Терпина[36], листая страницы дрожащими вспотевшими пальцами. Бумага была дешёвой и тонкой, но Элеонора нуждалась в своём щите.

Если б в её распоряжении не было этих брошюрок, оставалось бы только раз за разом перечитывать письмо Чарльза. Плакала она лишь поначалу, а когда перечитала – то была взбешена настолько, что чуть не разорвала письмо на клочки. Мистер Пембрук солгал своему сыну, позволил Чарльзу поверить, что домик для Элеоноры был его собственной идеей, и заставил Чарльза променять собственное счастье на это. Разве не достаточно, что она променяла своё?

Элеонора попыталась успокоиться. Она ведь могла и нарушить обещание. Пара месяцев, чтобы убедить мистера Пембрука, что всё забыто… а потом она снова сможет найти Чарльза. Ну а до тех пор она сделает из себя настоящую леди.

Это оказалось труднее, чем она думала. Глаза Элеоноры распахивались каждое утро в пять, и она испытывала странное чувство вины, просто сидя в кресле. Но теперь, когда еду не выхватывали из рук, когда больше не приходилось подносить и бегать по поручениям, все добродетели, которым научила её миссис Пембрук, понемногу вернулись. Манеры леди уже были при ней – теперь нужны были только деньги.

Триста фунтов мистера Пембрука покроют аренду дома и предметы первой необходимости, но этого недостаточно. Рабочие отказались чинить крышу особняка Гранборо в кредит, и раз уж сведения о его долгах разлетелись среди торговцев – долги эти, наверное, были весьма значительными. Пособие на следующий месяц могло и не поступить, а без денег Элеонора не могла помочь Ифе покинуть особняк. Нужно было найти другой источник дохода.

И тогда она обратилась к записной книжке миссис Пембрук. Элеонора написала по каждому знакомому адресу. Нет, конечно же, она не просила денег напрямую – это было бы слишком дешёвым приёмом, – но писала, что надеется на удовольствие возобновить знакомство, и писала это целую дюжину раз лучшим своим почерком. Это были скользкие бесхарактерные письма, и девушка ненавидела себя за то, что писала их, но Элеонора должна была суметь выплачивать Ифе столько же, сколько та получала в Гранборо, а достойного способа заработать так много у неё не было. Только состоятельный покровитель мог предоставить такие средства, а Элеонора могла бы встретиться с такими людьми, лишь пресмыкаясь посредством пера и чернил, сгладив всю свою резкость, притворяясь, что никогда даже не видела ведёрка с углём. Она станет прелестным, идеальным созданием, ведь другого выбора у неё не было.

И она не станет загадывать желание. Черноглазая больше не получит от неё крови.