Тьма в хрустальной туфельке

Конечно же, найти покровителя было бы легче, если б её навещали соседи. Но Элеонора не сумела вспомнить, когда в последний раз разговаривала с кем-то кроме прислуги и лавочника. Бесси едва ли можно было назвать компаньонкой: она покидала дом при любой возможности, а когда оставалась здесь, то работала. Элеонора даже писем не получала – ей оставалось писать только Чарльзу, но его отец запретил это.

Как же она скучала по тому, как смягчался взгляд Чарльза при виде её, по тому, как он шептал её имя и тайно улыбался. Иногда ей снилось, что они сбежали вместе, и Чарльз сидел рядом, и их ребёнок рос. А потом девушка просыпалась, и горе пульсировало внутри, как старая рана.

Задняя дверь отворилась – Бесси вернулась домой.

Элеонора поднялась, отчаянно нуждаясь хоть в чьей-нибудь компании, чтобы только отвлечься от мыслей о Чарльзе.

Бесси закрыла за собой дверь, напевая, и сделала несколько шагов по коридору, а потом вдруг остановилась. Элеонора услышала шелест бумаги.

«Нет!» – Элеонора вспыхнула. Бесси не посмеет!

Девушка вылетела из гостиной. Бесси как раз сунула руку в корзину для писем, но вздрогнула и обернулась, рассыпав письма по полу коридора.

– И что это ты делаешь, Бесси? – рявкнула Элеонора.

На Бесси по-прежнему была шаль, и служанка, аккуратно накинув её на руку, ответила:

– Проверяю ваши письма, мисс.

Девушка вздрогнула:

– Так ты признаёшь, что читаешь мою переписку?

– Ну конечно, – в голосе Бесси не было ни намёка на чувство вины. – За это мне и платят.

– Тебе платят не за это, – резко ответила Элеонора. – Ты же моя служанка! Ты здесь, чтобы готовить и убираться, и всё! Как ты смеешь так говорить со своей хозяйкой?

Бесси ухмыльнулась:

– Однако ж платите мне не вы, мисс.

Подмигнув Элеоноре, она направилась в кухню.

* * *

На следующий день Элеонора стояла в очереди у стола дежурного сержанта, молясь, чтобы никто не узнал её, когда она вошла. После нескольких недель вдали от лондонского шума тот казался громче, чем когда-либо. Звуки давили со всех сторон. Входили и выходили констебли, звенели ключи, свистели и кричали телеграфисты. Мимо проковыляла женщина в поношенном платье, с прикрытыми шалью руками, и Элеонора уловила позвякивание наручников. Из дальнего конца коридора доносились звуки из камер – пьяное пение, рыдания, стук дубинки по решётке. Полицейский участок находился недалеко от Мэйфера. Чарльз мог увидеть, как она зашла, и что бы тогда подумал? Элеонора заставила себя расправить плечи и высоко поднять голову, чтобы не выглядеть виноватой. Она ведь не сделала ничего плохого.

Подойдя к столу сержанта, девушка попросила о встрече с инспектором Хэтчеттом. Её проводили в кабинет, и инспектор поднялся навстречу, чуть склонив голову:

– Мисс Хартли! Какой сюрприз. Чем я могу вам помочь?

Элеонора села.

– Инспектор, однажды вы сказали мне, что, если какая-нибудь из служанок в Гранборо окажется в беде, я должна пойти к вам.

Инспектор схватил блокнот. Лицо у него потемнело.

– Одна из служанок в опасности, – сказала Элеонора, и её буквально захлестнуло облегчение, когда Хэтчетт начал записывать. – Молодая женщина по имени Ифе Флаэрти, пятнадцати лет от роду. Я видела, как мистер Пембрук разговаривал с ней в коридоре. Он хочет ей навредить, я точно знаю!

– Мисс Хартли, разговор в коридоре едва ли можно назвать уголовным преступлением.

– Но вы не слышали, что он говорил! – резко ответила Элеонора. – Он… он делал грязные намёки. И всякий раз, когда ей приходилось остаться с ним наедине, она возвращалась в слезах. Она так напугана… ей же всего пятнадцать, инспектор!

Хэтчетт отложил ручку, потёр глаза и тяжело вздохнул.

– Мисс Хартли, – проговорил он. – Я знаю, что за человек мистер Пембрук. Я не сомневаюсь в ваших словах о том, что ваша подруга в опасности. Но чего вы от меня ожидаете? Мне нужно больше доказательств, чтобы продолжить это расследование.

Элеоноре стало нехорошо, и она с неверием посмотрела на собеседника:

– Вы что же, будете ждать, пока на неё нападут?

Челюсти инспектора сжались:

– Я не могу продолжить это дело без доказательств. У меня связаны руки.

Элеонора поднялась. Инспектор предложил ей помощь, но результатов это не дало – всё равно что кричать в пустоту.

– Тогда прошу простить меня, инспектор, – сказала она, отчаянно пытаясь сдержать гнев. – У меня нет времени дожидаться, когда Фемида снимет повязку со своих глаз.

Элеонора писала письмо за письмом, пока плечи не заболели, а руки не свело судорогой. Это был единственный способ помочь Ифе. Но когда девушка писала, она кипела от гнева. «До чего же инспектор бесполезен!» – думала она. Почему никто не мог ей помочь? Инспектор Хэтчетт, мистер Пембрук, миссис Филдинг, даже Лиззи – все они должны были заботиться об интересах служанок, но все они подвели Элеонору. А теперь девушка вынуждена была попрошайничать у незнакомцев, обращаясь к связям, которые едва могла вспомнить, потому что тем, кому она вроде бы имела право довериться, довериться она не могла. От этого хотелось сплюнуть.