То, что делает нас людьми (СИ)

Посетители неуверенно пытались возражать, но Макс просто вытолкал их из квартиры. Нет, ему внезапно стало тяжело с ними видеться. Не только потому, что они тоже напоминали ему про лагерь, но и из-за… зависти?

Не то чтобы им двоим было плохо без него. Но зато ему с ними было одиноко. Они продолжали общаться, причём довольно часто, всё ещё называя друг друга лучшими друзьями. Однако были ли они такими на самом деле?.. Возможно, стоило, наконец, пресечь их встречи, изматывающие всех троих.

У Макса в принципе было не особо много друзей.

Хотя, возможно, Эрин теперь его друг. И Престон, в какой-то степени?..

Дэвид с Гвен были его друзьями. Если люди, усыновившие тебя, могут быть друзьями. К тому же, Дэвид до сих пор пытался дозвониться до сына и прочитать свою лекцию по поводу вечеринок. Могут ли они после этого оставаться друзьями?

И стоит ли Максу зарегистрироваться в твиттере самому, чтобы следить за ними всеми?

И если Престон действительно его друг, то Максу стоит поторопиться с блокнотом. Всё утро ему приходили сообщения с напоминаниями о месте, времени, блокноте, лютне… правда, он всё ещё не знал, где достать лютню.

В лагере, возможно, есть лютня, но не ехать же за ней туда.

Встречаться с Дэвидом всё ещё не хотелось. Как и думать о возвращении в это проклятое место, от которого отделаться было просто невозможно. Все дороги ведут отнюдь не в Рим, а в это дурацкое, богом забытое место. У Макса даже толком детство не кончилось, но все ассоциации с ним сосредоточились в одном месте.

Было бы глупо предполагать, что он, как и Дэвид, не видит счастья больше нигде, кроме этого закуточка мира, окружённого соснами и верещащими детьми.

Мысли, тянущиеся в голове Макса, стремились принять драматичный оборот, и потому он приказал самому себе заткнуться. А для надёжности мысленно обругал всё, что приходило в голову – в том числе Дэвида, Лагерь, кошку, Нила, Никки, Таби, Эрин… всё на свете.

У журнального столика стояли коробки с макулатурой. В выходные, пока Макс «налаживал связи с общественностью», Гвен разобрала квартиру и собрала множество мелких и не очень бумаг, запрятанных по разным углам дома. Макс мельком оглядел содержимое одной из них, и, к своему удивлению, обнаружил среди всего прочего небольшую записную книжку. Простую, в коричневой обложке.

Учитывая, что я мудак, что мне мешает порыться в записной книжке Гвен? — спросил он сам себя, раскрывая её на первых страницах. Однако его ждало разочарование. Не то чтобы он ожидал там найти список её грязных секретов, но, тем не менее, там был всего лишь банальный перечень номеров телефонов. Иногда попадались заметки о продуктах, о делах, напоминания о встречах, салонах… Телепрограмма? Ох, Гвен, как это ужасно; мы что, в нулевых?

Одна из записей гласила «Отложить Максу на др». И на этом Макс закрыл книжечку. А затем снова открыл, выдрал лист и положил к себе в карман. Гвен всё равно выкинет этот блокнот, если он не заберёт его для пьесы, так что без разницы. А у него теперь есть вещественное доказательство наличия заготовленного подарка. Макс не представлял, понадобится ли оно ему – ни Гвен, ни Дэвид никогда не жмотились на подарки, – но он убедил себя, что этот лист ему необходим.

Возможно, ему просто было приятно читать о себе в чужой записной книжке.

Но какая разница. Главное, что он достал половину необходимого для постановки. А значит, он совсем скоро избавится от этого и получит от Престона денег. Это ведь всё, что ему было нужно.

Макс чувствовал себя обманутым, причём самим собой, и ему не нравилось это чувство – как минимум из-за его логической необоснованности. Как ему надоело испытывать эмоции.

Престон снова слал ему очереди сообщений, каждое из которых интересовалось об успехах в максимально издевательской форме. «Извини, конечно, что отвлекаю, но ты уже нашёл книжку? Лютню? Что-нибудь?». Среди этого мелькало нытьё в духе «Без твоей помощи я пропал». В какой-то степени это было даже смешно.

Если Макс сейчас же не явится к нему, Престон просто взорвётся. И Максу не хотелось сталкиваться с последствиями этого безусловно весёлого зрелища.

***

— Да кому сдалась вообще эта пентаграмма! — не унимался Луиджи.

— Мне! Мне сдалась! — кричал Престон, размахивая куском пиццы так, что дольки помидоров срывались с неё и падали на пол.

— Пентаграмма существует ради одной – всего одной! – шутки! — возмущался Луиджи, сурово сведя брови.

— Вовсе нет! — Престон злобно отпил из стаканчика газировки. — У пентаграммы глубокий смысл, она является одним из ключевых элементов бэкграунда.

— И какой же? — холодно спросила Ева.

— Что какой?

— Смысл у пентаграммы.

— Глубокий, — отрезал Престон, запихивая в рот последний кусок пиццы. — Я не фобираус рафёфыфать фам офефидные фещы, — пробурчал он.

Макс быстрым шагом преодолел зал и остановился напротив троицы. К сожалению, коробка от пиццы была уже пуста.

— О, Макс!..

— Держи, — он резко протянул Престону записную книжку. — Такая сойдёт?

Престон попытался взять её, но Луиджи был проворнее, и схватил её первым.