То, что мы знаем (ЛП)

- Я бы и дальше послушал, - он заразительно смеялся, - но, черт возьми, пап, ты так легко сдался, что я чувствую себя виноватым. Я знаю больше, чем ты расскажешь. Все нормально. Тебе не нужно ничего объяснять.

Я хотел его придушить. Для Дина это оказался период красоты и тупоголовия, как и у его матери. Он никогда не был неуклюжим, не выглядел угловатым и страшненьким, как я или младший – мы-то были хуже атомной войны.

Этот комментарий не пришелся Сэму по вкусу, он замолчал, не желая читать вслух, а полуспящий брат улыбался даже с закрытыми глазами.

- Хватит, Дин, - не выдержал Сэм, перед тем, как продолжить.

Работа в Нью-Йорке выдалась тяжелой. Мальчики такая же деревенщина, как и я. Никому из нас не понравилась безжизненная спешка и суета, а так же те, кто между «вход» и «выход» видел в метро какой-то скрытый третий маршрут. Импалу пришлось оставить на дорогущей стоянке. Мы никак не могли ездить на ней по Манхэттену. Водители просто психи, если такое заявляю я, значит, это о многом говорит.

В местном колледже произошли массовые самоубийства. А у меня два сына, которые как раз отлично вписываются в выборку, и нужно узнать, кто за этим стоит и чего хочет.

В случившемся, должно быть, не замешано сверхъестественное. Дело в нарастающей популярности средств массовой информации. Самое давнее, о чем я слышал, произошло в 1774 году, когда вышла та книга о подростке, который покончил с жизнью из-за девчонки. Многие сочли разумным провести параллели с собой. Из-за документальных историй о самоубийствах – новостей в газетах и по телевизору –подражателей появлялось еще больше. В Японии, Германии и Австралии исследования показали, что есть связь между выходом статьи или показа сюжета в эфире и числом самоубийств, совершенных вскоре после этого. Вот почему у проклятых журналистов есть этические принципы для подобных статей. Кажется, будто чем больше людей узнает о том, как именно другие расстаются с жизнью, тем больше поступят так же.

Случай в Нью-Йорке, с которого все началось, возник будто из ничего. В самом деле, это был обычный парень. Только исполнилось восемнадцать, только поступил в колледж. Начинающий музыкант, многообещающий студент курса с юридическим уклоном. Никаких психический заболеваний и наркотиков за всю жизнь. Никакого пережитого насилия. По словам опрошенных, у него не было проблем ни в семье, ни с миленькой подружкой, ни с отличными друзьями. Никаких чудных привычек, никакой скрытой жизни. А он просто взял и повесился в душе. Мать и подружка совсем скоро последовали его примеру. Людям ничего не показалось странным. И мне тоже, когда услышал об этом в первый раз. Наверное, им просто было слишком плохо. Бог знает… такое перечеркивает тебя раз и навсегда, и думать о потерях, об ушедших и…и… случаях подобных этому…

А потом отдал концы его сосед по комнате. Печально, но то же самое можно сказать и о его причине. А позже – уборщик из общежития. И его сын. А потом пошло-поехало, распространилось подобно заразе. Насчитывалось уже одиннадцать смертей, когда мы с мальчиками приехали в город.

Сэм сидел на уроках того погибшего парня, даже на занятиях по латыни. Не знаю, откуда, но у него способности к языкам, меня всегда поражает, как он выдумывает яркие запоминающиеся фразы. Может, всему причиной попытки влезть в упрямую голову брата. Но он светился как лампочка, рассказывая о том, что узнал на уроках…

- Лжец, - пробубнил Дин, - на самом деле он никогда не говорил такой сопливо-девчачьей хрени.

- Читай и плачь, братец, - со смешком сказал Сэм, протягивая дневник Дину, хотя тот даже не открыл глаза.

- Умная башка, - пробурчал Дин, поддразнивая Сэма. – Давай про то, где он пишет обо мне.

- Он не пишет, - соврал Сэм, - только то, что ты болван.

Дин разве что издал снисходительный низкий смешок.

Младший даже делал домашнюю работу, как будто обязан. Ни я, ни Дин не подшучивали над ним из-за этого, не просили прекратить. Он с таким усердием накидывался на задания. Такое чувство, будто он всех рвал в классе. От этого просыпалась гордость за него. И страх. Я знал, что надо уходить оттуда, чем скорее, тем лучше.

Однажды он пришел из школы, почти безумно смеясь. Я вопросительно глянул на старшего, который лишь пожал плечами, но судя по глазам, что-то знал.

- Пап, - Сэмми словно пытался отдышаться, - по сути, мы кучка преступников.

С одной стороны, было смешно, особенно при всей простоте и очевидности этого вывода. Но сама мысль, рожденная его умом и, вероятно, уходящим впустую потенциалом, остановила смех. Я понял, кое-что изменилось навсегда. От всех этих старых игрушек и поношенной одежды больше не будет никакого толка.

Сэм не стал бы читать это вслух, не знай он, что это привлечет внимание Дина, удержит в сознании.

- Я не помню, - тихо сказал Сэм, - когда все так изменилось.

- Ненавижу то чертово дело, - проворчал Дин.