«То, что мы зовем душой…» Избранные стихотворения

К вокзалу Царского Села
Не электричка подошла,
А поезд сумрачный из Гдова.
Уж очень плохо освещен.
Но проводник впустил в вагон
Нас, не сказав худого слова.

Сидячий поезд. Затхлый дух.

Мы миновали трех старух,
Двух алкашей и мать с ребенком.
Спал, ноги вытянув, солдат.
Я оступился: виноват!
И как на льду качнулся тонком.

Садитесь, – нам сказал старик

В ушанке. Сели. Я приник
К окну. Проехали Шушары.
Сбежала по стеклу слеза.
Езды всего-то полчаса.
Уснул бы – снились бы кошмары.

Одно спасенье – ты со мной.

И, примирясь с вагонной тьмой,
Я примирюсь и с вечной тьмою.
Давно таких печальных снов
Не видел. Где он, этот Гдов?
Приедем – атлас я открою.

«Эти фрески для нас сохранил Везувий…»

Эти фрески для нас сохранил Везувий.
Изверженья бы не было – не дошли бы
Ни танцовщицы к нам, ни, с травинкой в клюве,
Утка, ни золотые цветы и рыбы.

Я люблю эту виллу мистерий, это

Бичеванье, нагую люблю вакханку,
Красный цвет, я не видел такого цвета!
Желтый плащ и коричневую изнанку.

Так спасибо тебе, волокнистый пепел,

Пемза, каменный дождь, угловая балка,
Сохранившие это великолепье!
А погибших в Помпее людей не жалко?

Был бы выбор, что выбрал бы ты: искусство

Или жизнь этих римских мужчин и женщин?
Ты бы выбрал их жизнь. Я бы тоже. Грустно.
Ведь она коротка и ничем не блещет.

«Перед лучшей в мире конной статуей…»

Перед лучшей в мире конной статуей
Я стоял – и радовался ей.
Кондотьер в Венеции ли, в Падуе,
Русский царь вблизи речных зыбей
Не сравнятся с римским императором.
Почему? – не спрашивай меня.
Сам себе побудь экзаменатором,
Верность чувству смутному храня.

И поймешь, разглядывая медного,

Отстраняя жизни смертный шум:
Потому что конь ступает медленно,
Потому что всадник не угрюм,
Потому что взвинченность наскучила
И жестокость сердцу не мила,
А мила глубокая задумчивость,
Тихий сумрак позы и чела.

«Через Неву я проезжал в автобусе…»

Через Неву я проезжал в автобусе,
Ненастный день под вечер посветлел,
Ни ливня больше не было, ни мороси,
Была усталость; белые, как мел,
Колонны Биржи мне казались знаками
Судьбы, надежды слабой, но живой,
И я подумал, глядя на заплаканное,
Но с кое-где сквозящей синевой:

Голубизны расплывчатым сиянием

В разрывах туч блестит оно, слепя,
Как человек, измученный страданием
И приходящий медленно в себя,
И этот блеск милей сплошной безоблачности,
Лазури южной ласковей любой.
Что ж удивляться нашей зачарованности?
Мы ту же муку знаем за собой.

«Рай – это место, где Пушкин читает Толстого…»