То, что случилось летом

Петька работал с усердием, а еще постоянно носил угощение для Сивки и Ишаку, который приехал через пару дней, как мальчуган устроился работать. Вопреки своему имени, Ишак был маленьким пони с густой челкой. Эти двое жили в соседних стойлах, паслись рядом и были весьма дружны. Мальчик любил помогать выводить их на луг, провожал по вечерам обратно, в конюшни. Они с дядей Васей брели через поселок, ведя под уздцы животных и молчали. Петька всегда водил Ишака, а иногда даже ехал на нем верхом. Ох, до чего это было славно!..

Пару недель мальчишка ощущал себя очень счастливым. Страшная тень матери с птичьей головой больше его не навещала – Петька о ней уже практически забыл, лишь иногда вздрагивал, слушая, как плачет где-то над головой горлица. Странный бродяга пару раз попадался на глаза. Один раз он бродил в каменистой части пляжа и ловил бычков. Другой – он околачивался подле Сивки, но едва заметил дядю Васю и Петьку, так сразу сел на велосипед и укатил по дороге прочь от поселка, вдоль берега лимана. Словом, обе этих фигуры стали зыбкими и довольно быстро превратились в странный изгиб фантазии.

Но одним утром мир нахмурился, хотя погода, как всегда в июле, была ясная. Петька пришел в конюшни позднее обычного: был четверг, он как раз дочитал Гулливера, и поэтому сперва зашел в библиотеку. Никто по часам его работу не мерил, так что мальчишка мог запросто полдня «балбесничать», если все было сделано.

– Дядь-Вася, драсте! Я сейчас помогу! – мальчишка влетел в сумрак конюшни и сразу поприветствовал мужика, который ворочал доски. Накануне они как раз договаривались, что займутся разбором внутренней, сгнившей части западной стены, все зачистят и заново ее утеплят.

– Да не торопись, малец. Мне тут вон, помогают, – раздался голос за плечом. Петька обернулся: дядя Вася улыбался, пожевывая стебель колоска травы. Глаза мальчишки попривыкли к темноте, и он снова посмотрел на человека, который выдергивал гвозди и снимал трухлявую обшивку. Холодок пробежал по спине, затошнило.

Человек выпрямился, отряхнул руки и повернулся к свету лицом. Глаза, раньше притопленные в распухшем от алкоголя лице, сейчас казались достаточно ясными, даже печальными. Он подошел поближе: майка застиранная, но вполне чистая, волосы неровно подстрижены, видимо сам обрезал перед зеркалом в задрипанной прихожей. Петька отшатнулся и налетел спиной на дядю Васю. Тот поддержал младшего товарища: его теплые ладони дружественно обняли тощие мальчишеские плечи.

– Ну привет, пострел, – новый-папа громко шмыгнул носом. Ему словно было неловко: он стоял в паре шагов, весь ссутуленный, шершавый какой-то, подняв ладонь для приветственного пожатия. Петька вздрогнул и уставился на его ноги в новых синих въетнамках.

– Александр будет нам помогать. Все-таки мы с ним быстрее стены утеплим, верно?

Петька рванулся от протянутой руки, как от удара. Он оттолкнул мозолистые объятья дяди Васи и бросился прочь. Быстрее, быстрее, быстрее! За спиной послышался окрик: куда это он так рванул? Но мальчишка добежал до перекрестка и свернул на проулок, уводящую к набережной. Он не понимал, как так получилось, что этого дрянного пропоицу взяли работать. По-настоящему наверняка, как любого взрослого! Может даже на все двести рублей в день, не так, как Петьку! Реальность больно отхлестала его по щекам, обжигая слезами: мир несправедлив, если этот негодяй будет работать с лошадьми. Будет получать деньги. Будет их пропивать вместе с матерью. Будет загонять ее все глубже в могилу, превращать ее все больше в горлицу-переростка, которая знает всего одно слово.

Петька влетел в море по колено, пнул ногой набегающую волну и громко-громко закричал. Вынырнувший неподалеку баклан лоснился, будто покрытой нефтью.

– Чего уставился, такой-сякой! – взвыл мальчишка и подхватил со дна камень. С размаху он запустил его в птицу, но баклан только покрутил головой и отплыл подальше, продолжив наблюдать. – Ненавижу! Ненавижу!

Он вышел из воды и уселся на ракушечник, подобрав колени к груди и уткнувшись в них носом. Как теперь работать? Вдруг этот новый-папа напьется и поднимет руку? Вдруг он решит ударить Петьку? Да ладно – Петьку! А если Ишака? У пони был необыкновенно добрый нрав: он был кругленький, как бочка, мягкий и весело топотал ножками в нетерпении, когда мальчишка шел за ним по утрам или вечерам. Страшно было подумать, что его обидит этот злобный пьянчуга!

– Заявляя такие громкие чувства надо быть в них уверенным, – этот голос Петька слышал прежде дважды, но сейчас узнал его без сомнения.

– Отстань, – он напряженно уставился на сидящего рядом бродягу.

– Если хочешь – я послушаю. Обещаю, я сохраню твои слова в секрете, – и снова блеск золотого зуба.

Петька молчал и рассматривал этого человека. Кожа загорелая, обветренная, темные кудри выбиваются из-под шляпы, в правом ухе серьга, глаза внимательные, а нос – какой-то хищный, горбатый. Странно, раньше он не замечал, что нос-то у него и впрямь выдающийся.

– Ты что – цыган? – мальчишка решительно вытер мокрую щеку кулаком и поджал губы.