То ли ангел, то ли бес

В той самой маленькой квартирке сейчас Ксюша с Колей и жили. По московским меркам — отлично. Своя жилплощадь, да еще и не на выселках. Не всякая молодая семья может таким похвастаться.

— Аркаша, ты пьешь водку? — спросила Валентина, когда они зашли в подъезд. Это были ее первые слова за полчаса.

— Нет.

— Жаль. У меня только она. Суставы болят, я делаю компрессы на ней.

— Я могу сходить в магазин и приобрести, что пожелаете.

— Не надо. Лучше выпей со мной водки.

— Я никогда пробовал ее… — Аркашу даже передернуло, когда он представил, как эта крепкая и горькая дрянь попадет в его глотку. — Но если вы так хотите…

— Хочу.

— Тогда я согласен.

Они зашли в квартиру. В ней ничего не изменилось. Обои выгорели, конечно, линолеум пожелтел, двери и выключатели стали зацапанными (Валюша не только готовить не умела, но и убиралась так себе), но атмосфера… В этом доме что-то витало! Неуловимое, тонкое, звонкое, сладко-пронзительное… Та музыка, что когда-то звучала в нем, никуда не делась. Она осталась, разлетевшись по углам, припав к потолку, расстелившись по полу… Аркаша оглядывался, и ему казалось, что это не пыль лежит везде, а ноты опали, когда перестал звучать инструмент, и замерли…

— Обожаю вашу квартиру, — пробормотал он.

— Я тоже ее люблю, но ремонт ей явно не помешает.

«Ты хотя бы уберись по-нормальному», — подумал про себя Яворский. Без осуждения, скорее с умилением. Когда дети болтают всякую ерунду, их же не предают анафеме. Чистая душа, девственный ум. А Валентина такая же. Не ребенок — но фея!

— Вы работаете сейчас? — спросил Аркадий. Они не успели ни о чем поговорить за столом, а ему все было интересно.

— Да. В музыкальном лицее. Наши лучшие ученики имеют привилегии при поступлении в высшие училища и консерваторию.

— И много их, лучших?

— Таких, как ты, больше нет.

Именно это Аркадий и хотел услышать!

Тем временем они прошли в кухню. Такую же «убитую», как и остальная квартира. В ней, правда, делали ремонт лет десять назад. Обои, которые кто-то смеха ради назвал «моющимися», пластик вместо фартука, раковина из нержавейки. Аркадий уже забыл, что есть вот такие квартиры: где двери со вставками из органического стекла, беленые потолки, полы в буграх. Он потерял связь с прошлым не только в прямом, но и в переносном смысле. Отринул тех, кто многое для него когда-то значил, нашел новых друзей и приятелей, маму перевез в Европу, и она сейчас жила в идеальных условиях, так же, как и он, и его близкий круг. Аркаша помнил, в каких квартирах жили они: он с мамой, его педагоги, друзья. Помнил школы, в которых учился, общеобразовательную и музыкальную, и там штукатурка сыпалась, а двери закрывались через раз. Помнил дворы, где хулиганы отбирали мелочь у ботанов, а бабки обличали проституток и жаловались на маленькую пенсию. Но Аркадий Яворский думал, что все в прошлом. Все изменилось! Не только ОН…

Но оказалось, он просто сменил среду обитания.

Валюша усадила гостя за стол. Сама подошла к холодильнику и достала из него четвертную бутылку водки и два свежих помидора. Закуску порезала и посыпала солью.

— Жаль, нет хлеба, — пробормотала она и разлила водку по стопкам. Они были немного мутными. Валюша их плохо вымыла или ополоснула. Если бы Яворскому предложил такую посуду кто-то другой, он отказался бы пить из нее. Впрочем, водку он тоже отверг бы. Но из рук Валюши… хоть яду!

Он хотел сказать тост, но именинница опрокинула стопку, даже не чокнувшись с гостем. Помедлив несколько секунд, тот последовал ее примеру. Получилось не так лихо. Аркаша закашлялся и едва не выплюнул водку. Только воспитание не позволило ему это сделать. Он не был абсолютным трезвенником, мог иногда пропустить бокал-другой хорошего вина, ему нравилось сухое шампанское, но он не пил даже коллекционный виски. Крепкие напитки его пугали, а их запах вызывал отвращение. Яворский не улавливал никаких оттенков аромата, в нос ему ударял спирт, и никто не мог убедить его в том, что в качественных напитках он не улавливается. Сегодня же он влил в себя дешевую водку, и она прожгла его изнутри.

— Закуси, — посоветовала Валя и подтолкнула к нему тарелку с нарезанными помидорами. Яворский схватил дольку пальцами и отправил в рот. — Спасибо за жертву, Аркаша.

— Не за что, — прохрипел он. — Только можно, я больше не буду пить?

— Хорошо, я сделаю тебе чаю.

— Лучше дайте просто воды. Без газа.

— А с газом и нет, — и налила ему воду из чайника. Наверняка туда она попала сразу из-под крана. — Ты веришь ему?

— Кому? — Аркаша как будто не понял, о ком речь.

— Этому юноше, что назвался моим сыном. Аллигатору.

— Не могу ответить. Я даже не знал, что у вас был еще один сын.

— Я потеряла его. Дала убежать от себя. И не сразу отправилась на поиски, потому что не могла успокоиться. Думала, догоню — прибью… — Она налила себе еще водки, поднесла стопку ко рту, но тут же вернула ее на стол. — Он был очень сложным ребенком. Его трудно было любить, а еще больше терпеть. Любовь в отличие от терпения безгранична. Материнская, по крайней мере…