— Яблочко хочешь?
— То, которое сейчас грызет крыса?
— Почему же? Другое есть. — Моцарт стал рыться в очередной коробке. Их в его убежище было несколько десятков. Эдакая корпусная мебель из картона. — На, — он протянул ей яблоко. Чуть побитое, но вполне аппетитно выглядящее. — За музыку!
Валя кивнула и стала пить водку. Как воду. Глоток за глотком. Не пьянства, как говорится, ради…
Ей удалось не поперхнуться. Но некоторое количество водки она пролила. Она стекла по подбородку и завоняла.
— Гадость какая… боже, — просипела Валентина.
— Не хуже этих ваших виски, — не согласился с ней бомж. — Был у меня кореш, который только «Джек Дэниэлс» пил. Так помер сто лет назад — печень отвалилась. А я с водочки все еще жив.
— А вы давно бродяжничаете?
— Точно не скажу. С прошлого века.
— А что заставило?
— Из дурдома сбежал.
— С работы?
— Не, меня в нашу же психушку жена определила. Мужика себе нового нашла, я ей мешал.
— Но вы нормальный? Не псих?
— Все мы немного психи. Ты тоже. Тебя музыка спасает. У нас в дурке постоянно классику включали, чтобы буйных успокоить. Я с тех времен ее люблю. — Моцарт дал ей в руки скрипку. — Играй. Водка на голодный желудок быстро действует.
Он был прав. Валю разморило. Ей бы поспать сейчас, но она обещала сыграть. Можно, конечно, отказаться, но зачем злить психа? Сейчас он спокойный, но алкоголики непредсказуемы. А этот еще и в дурдоме был. Опять же, уволок раненую женщину к себе в нору, вместо того чтобы позвать помощь. И несмотря на все это, Валентина его не боялась. Опасалась, да. Но жуть он на нее не нагонял. Что это — последствие шока или удара головой — она сказать не могла.
Валя стала подниматься, но смогла только чуть распрямиться. Ни укол, ни водка не помогли. Боль была страшной. Она закричала. Крысенок испуганно подпрыгнул, но яблоко изо рта не выпустил.
— Я не могу сидеть, — заплакала Валя.
— Я тебе подушку под спину суну. Есть у меня… — и достал из коробки-ящика наволочку, набитую тряпьем.
— Она не спасет. Больно невыносимо.
— Придется терпеть. Ты обещала исполнить «Маленькую ночную серенаду».
— Да, знаю, но я не…
— Играй! — угрожающе прорычал он.
Вот тут Валентине стало страшно. Она черт-те где под землей. Израненная, мучимая болями. Она пленница не только ненормального бомжа, но и своего состояния. Из канализации ей не выбраться ни за что. Она сдохнет тут…
И крыс Митюша объест ее лицо!
Часть третья
Глава 1
Она проснулась в своей кровати. Той самой, в которой проводила ночи, будучи юной девушкой. Ксюша подняла голову и посмотрела на подушку. Сколько слез было в нее пролито! Ведро, не меньше. В основном из-за Вовчика. Но те капли, что упали на подушку этой ночью, никак не были связаны с ним. Ксюша боялась за маму, поэтому плакала.
Они с Аркадием вызвали полицию. На тот момент, когда приехал участковый, бомж оклемался. Голову ему перебинтовали, и он отказался ехать в больницу. Понял, что парочку, проявившую к нему повышенный интерес, можно подоить. Они хоть и в пледах, но видно, что при деньгах. Особенно мужик. Бездомные отлично разбирались в истинном благосостоянии людей. Оценивали его за секунды. Иной раз подкатит какой-нибудь хлыщ на «Порше», корчит из себя невесть кого, а дураку понятно, простой водила. Хотя и одет прилично. И мобила дорогая. Но телефон явно в кредите — на нем пленка защитная. А шмотки единственные. Купил дорогие, теперь носит, не снимая. Они затерлись, но еще не потеряли вида, потому что фирменные. Но даже не в этом дело. Холопа выдает взгляд. Нарочито надменный. Хозяева жизни смотрят иначе: немного устало, скучающе.
Эту короткую лекцию бомж по имени Костян прочел Аркадию и Ксюше, пока ждали приезда полиции. Потом они беседовали с участковым. Он был младше Ксюши. Юный мальчик с умными глазами располагал к себе, но не внушал доверия как страж закона.
Бомж показал ему, где нашел пальто. Участковый полазил по люку, но ничего и никого не нашел. Взял у Ксюши телефон, дал свой и распрощался с ней. Вот так просто…
Человек пропал, его верхняя одежда брошена, а состава преступления пока нет. Велели ждать. И если маман не объявится через сутки, приходить в отделение и писать заявление.
…Ксюша умылась, почистила зубы. Лицо помазала каким-то кремом, что стоял на полочке. Пах он ужасно, но смягчал хорошо. Судя по тюбику, стоил рублей сто. Ксюша глянула на себя. Волосы грязные, но мыть их не хочется. Ее кудряшки всегда выглядят неприбранными. Сейчас они похожи на только что залитый кипятком доширак, а когда чистые — на распаренный, перестоявший.