Она прошла в кухню, поставила чайник, села на табурет, чтобы дождаться закипания воды. Как же убого выглядит квартира! Вся целиком, начиная от потаенных уголков и заканчивая теми, которые хоть как-то подновляли. Почему мама такая? И она сама, ибо от осинки не родятся апельсинки. Не так уж сильно Валентина бедствовала. Она работала, занималась репетиторством, получала алименты, да еще квартиру покойной матери сдавала. Валя могла бы привести в порядок свой дом. Сменить старый, вздувшийся линолеум на ламинат, потолки натянуть, хотя бы покрасить двери… Выкинуть югославскую стенку, чешскую люстру, ковры, где бы они ни были произведены, и заменить все это чем-то современным… Это же не так дорого! Другие кредиты берут, чтобы выложить ванную плиткой или обставить прихожую. Валентина считала их сумасшедшими. Ксюша тоже. Но у нее имелся муж, который привел в порядок их квартирку. Где сам, где при помощи наемных рабочих. И мебель он покупал…
Сейчас ее квартира выглядела очень неплохо только благодаря Николаю. Если бы не он, Ксюша жила бы в бабушкиной обстановке.
Чайник щелкнул, отключившись. И в ее мозгу сработал сигнал. Ксюша вспомнила, что не ответила ни на один звонок мужа, а потом вовсе вырубила телефон.
Она сбегала в прихожую, взяла с полки мобильник и оживила его.
Двадцать непринятых от Коли. Ни одного от Вовчика. А ведь она и ему звонила.
Ксюша почувствовала, как ее глаза увлажняются. Опять реветь? Теперь из-за кого? Мужа или любовника? Или все еще пропажа матери разрывает ее стабильный эмоциональный фон? Да, последнее! Остальное неважно.
В дверь заколотили. Судя по звуку, кулаком. Митюша, подумалось тут же. Валентина говорила, что он любит наведываться по утрам к соседям. Если встает раньше матери, выходит из дома и стучит в двери. Открывают — лезет обниматься. Нет — идет дальше. Порою до первого этажа доходит. Но там живет бдительная баба Галя. Она отлавливает дурачка и возвращает матери.
Ксения проигнорировала стук. Никого нет дома. Нужно заварить чайку или кофе себе сделать. Есть нечего, но и не надо. Все равно аппетита нет. Как появится, зайдет в кондитерскую и слопает пару эклеров. Хотелось именно их. С заварным кремом и в шоколадной глазури.
Стук повторился. И он звучал еще настойчивее, чем предыдущий. Значит, не Митюша — ему быстро надоедало ломиться в одну дверь.
— Кто? — крикнула Ксюша. Увы, глазка не имелось, и она не могла посмотреть, кто не дает ей покоя.
— Ксения, открой, это я.
Муж! Явился-таки. Только утром? Спустя сутки после того, как видел жену в последний раз?
Ксюша отперла дверь и приоткрыла ее — не распахнула.
— Собирайся, поехали, — сказал Коля.
— Куда?
— В больницу.
— Мама нашлась?
— Мама?.. — Он нахмурился. — А она что, пропала?
— И ты бы знал об этом, если бы отвечал на мои звонки.
— Я звонил тебе сто пятьдесят пять раз…
— Всего двадцать. И когда уже было поздно. Есть такая поговорка: «Ложка дорога к обеду».
— Не время сейчас.
— Для чего?
— Твоих капризов, нравоучений, обид. Заткнись и собирайся. Едем в больницу, — он толкнул дверь и вошел в квартиру.
— К кому?
— К любовнику твоему, Вовчику. Я избил его, у него тяжелая травма головы, и он в реанимации.
— Это шутка такая? — нервно хохотнула Ксюша.
— Увы, нет. Я давно подозревал, что между вами что-то есть. Но гнал от себя эти мысли. Ты — порядочная женщина. Он — мой друг и партнер. Да, вы когда-то были парой, но с тех пор столько воды утекло. Ты вышла замуж, а он женился, развелся и снова женился. Я не думал, что чувства остались. Но даже если это допускал, хотел верить в то, что вы скажете мне об этом. Любовь оправдывает все, кроме лжи. Нельзя врать. Никому. Ни друг другу, ни тем, кто находится рядом с вами. Ложь унижает и тех и других.
— Нет времени сейчас на твое нытье! — рявкнула Ксюша, чуть изменив слова Коли, обращенные к ней пару минут назад. — Что с Вовчиком?
— Все плохо. Он может не оклематься.
— В смысле?
— Есть вероятность того, что он умрет. Процентов тридцать пять. Столько же, что останется дебилом. Но мы будем надеяться на лучшее. И ты, и я. Больше ты, конечно. Потому что меня в любом случае посадят. А на год или на восемь лет, уже не важно.
Ксюша бросилась в комнату и стала одеваться. Коля еще что-то говорил, но она не слушала. Вовчик в больнице. Он может умереть! Или стать таким же, как сосед Митюша. Даже не знаешь, что хуже.
— Скотина! — заорала она и кинулась на Колю с кулаками. — Гад, урод! — Ксюша мутузила его по лицу, но Коля не уворачивался и не блокировал удары. — Как ты мог?
Когда она выдохлась, он спросил:
— А ты?
— Да пошел ты! — она оттолкнула мужа. — В какой он больнице?
— В сороковой.
— Я туда. А ты домой, вещи собирать.
— Уже.
— Все успел? И человека покалечить, и трусишки с носками в сумку покидать? Или ты все вывез? Я же денег в дом не приносила… — Это было на самом деле так. Ксюша работала то тут, то там, но нигде подолгу не задерживалась, а зарплату тратила на всякую ерунду. Причем всю разом.
— Ты так злишься, потому что чувствуешь вину.