Я почувствовала, что теряю сознание, и медленно осела возле двери. Угловой кирпич нацарапал на спине красную линию жизни.
Лампа выскользнула из рук и, плавно приземлившись, каким-то чудом продолжала освещать уродливую в своей реальности картину.
Вот Мирра Львовна подходит к гробу, ощупывает его, отодвигает крышку. Оглядывается. Смотрит на меня и улыбается. Что-то говорит.
Вата в ушах мешает слышать. Пульсирующая кровь мешает слушать.
Усилие, Мила, сделай усилие. Ты же не какая-то там кисейная барышня.
– Милочка, ты плохо себя чувствуешь? Напрасно я не сказала тебе. Прости старуху. В моём возрасте люди перестают бояться смерти. Да я её и тогда не боялась. Прости. Я всё проверила. Можно идти.
Спина противно ныла, ссадина пульсировала.
А Мирра Львовна улыбалась. Улыбалась так светло, как только могло улыбаться одиночество в её глазах.
Энн стала ангелом. Прошлой ночью она улетела на небеса. Утром медсестра не смогла её разбудить. Потом пришли санитары и унесли Энн. Я точно знаю: она улетела. И стала ангелом. Настоящим зимним ангелом с красивыми серебристыми крыльями. Она машет ими, и тогда на землю падает снег – такой же светлый, как её улыбка.
Я лежу и смотрю, как за окном кружится снег. Нет сил, чтобы подняться, открыть форточку и… тоже летать над землёй.
Но я не могу. Ещё не время.
Сегодня утром в спальню пришёл доктор Шульц и сказал, что скоро я буду, как собака, слышать разные звуки и видеть далеко-далеко. Потом он взял меня за руку и повёл в белую комнату.
Я не хочу быть, как собака. Я девочка. Я люблю розовые платья. Люблю Энн и фрейлейн Катарину. Я люблю леденцы и овсяную кашу на завтрак. И очень не люблю белую комнату. Здесь пахнет лекарствами. Пахнет страхом.
Доктор готовит капельницу. Я знаю, что бутылка с лекарством и иголкой называется капельница.
Сегодня в бутылке налита кровь. Густая и липкая чужая кровь.
Боженька! Фрейлейн Катарина говорила, что Ты всем помогаешь, надо только хорошо попросить. У меня нет ничего, чтобы дать Тебе. Но если Ты существуешь, помоги, пожалуйста! Я постараюсь быть всегда хорошей девочкой.
Почти в полуобморочном состоянии шевелю обескровленными губами, изо всех сил пытаясь забиться в угол кровати.
Доктор берёт меня за руку, начинает перевязывать её тугой резинкой.
Сейчас будет вставлять страшную иглу.
В животе вдруг противно забулькало, в голове зашумело.
А потом меня вырвало прямо на белый халат господина Шульца. Капельница упала, на полу медленно растеклась кровавая лужа.
– Дрянь! Что ты наделала, маленькая негодная тварь?! Эльза! Немедленно убрать реактивы! Надо же так испортить эксперимент!
Энн, скажи моей маме, что я устала. Я тоже хочу быть ангелом.
Глава 8
Шёл седьмой день переписи населения.
С усердием студентки выпускного курса, готовящейся к государственным экзаменам, я обходила квартиру за квартирой, записывая ответы жильцов своего переписного участка. Попутно угощалась чаем, слушала рецепты приготовления пирогов, иногда поневоле выступала в роли третейского судьи при разделе имущества пары-тройки семей, увязнувших в последней стадии развода.
Но каждый вечер, независимо от того, как прошёл день, шла навестить Мирру Львовну.
Сегодня я обещала познакомить её с мамой.
На часах – половина пятого, документы перекочевали из моего потрёпанного друга портфеля на стол Татьяны Петровны Кругловой.
– Мне пора домой.
– Идите, Людочка, идите. Вы у нас стахановка, недаром фамилия такая – Стаханова, – Татьяна Петровна заулыбалась, кокетливо поправила голубые пластмассовые бусы на своей мощной груди и помахала рукой. – До завтра!