Точка

Она сидела в кресле и, подперев голову хрупкими руками-ветвями, внимательно наблюдала за тем, как я судорожно стягиваю запутавшийся рукав пальто, развязываю шарф.

– Мирра Львовна, дорогая, простите за опоздание! Вот, познакомьтесь! Это моя мама – Ольга Фёдоровна. Помните, я говорила, что познакомлю вас? – слова сыпались из меня, как из дырявого мешка, не давая женщинам опомниться. – А это моя любимая бабулечка – Мирра Львовна Андреева. Вот и познакомились! Вы тут разговаривайте пока, а я на кухню побегу. Чайник поставлю.

Думаю, что мама в этот день впервые увидела свою дочь в «растрёпанных» чувствах. Час назад мы встретились с ней возле гастронома на Немиге, купили торт, чай, что-то из продуктов к ужину и направились сюда. И всё это время я говорила. С продавцами, с покупателями, с прохожими – обо всём и ни о чём. Думаю, что такой бестолково активной мама меня никогда не наблюдала. Но ведь мне никто никогда не делал предложение руки и сердца. Да ещё так оригинально.

– Вот какой мы торт принесли! Сейчас чай поставим! Вы сидите. Я сама. Мама, представляешь, я умею разжигать керосинку! Это чудо какое-то!

Мама с хозяйкой квартиры остались в комнате. Я побежала в кухню, налила керосин в лампу, поднесла спичку. Пламя, несмотря на мои трясущиеся пальцы, занялось ровное, спокойное. Так, чайник с водой наверх.

Ждём.

Я присела на скрипучую табуретку, прислонилась к прохладной шершавой стене и понемногу стала успокаиваться.

Что ж, будем анализировать ситуацию.

На неожиданном свидании я злилась, нервничала, возмущалась. Докатилась, нечего сказать! Нет, тут, конечно, радоваться надо было: предложение сделали. Руки и сердца! Замуж позвали! Между делом. Ох, не так мне представлялась такая минута. Не так. Странный повод для встречи, обман, слова пустые и улыбка. Улыбка наглого Чеширского кота. Всё. Хватит жалеть себя. Это прошлое, пусть и недавнее, нужно забыть. Мила, думай о том, что происходит сейчас.

Я сосредоточилась на своих ощущениях. Сыро. Холодно. Барабанит в стёкла надоевший дождь. Деловито шумит чайник, временами ворча на старую керосинку. Смахнув набежавшие слёзы, я разложила по тарелкам торт и прислушалась.

Женщины в комнате нашли общую тему для беседы. Моя мама родилась за четыре года до начала войны. Она не любила говорить о своём детстве. Слишком больно. Слишком страшно. Но в этом доме было привычно говорить и думать о событиях более чем полувековой давности. Знакомая история, знакомые слова, знакомые мысли. Однако сейчас, сидя на рассохшейся табуретке в тесной кухне старого дома, я слушала её как в первый раз. И впервые плакала. От жалости к самой себе. И ещё оттого, что впервые сказанное мамой открывалось в своём истинном смысле, где война – это война, слёзы – это слёзы, боль – это боль, смерть – это смерть.

– Родилась я где-то под Брянском, точнее никто не знает. В свидетельстве о рождении написано: город Брянск. Год рождения тоже примерный – 1938. Отца не помню – погиб в первые дни войны. А маму убили в августе сорок первого. Попала под бомбёжку. Помню, трава росла возле землянки, где мы жили, высокая, тяжёлая. В тот день дождь прошёл. Мама велела сидеть тихо, а сама пошла за водой к реке. И не успела добежать обратно. Воздух внезапно загудел, наполнился взрывами. Я залезла в угол между брёвнами. Помню, как сыпался песок на волосы, стекал по глазам, мешался со слезами и грязными каплями падал на серую ткань детского пальтишка. Когда всё стихло, я вылезла из укрытия, долго сидела на земляном полу и ждала маму. К вечеру захотела есть. Вышла наверх. Смотрю, лежит моя мама на тропинке. Дождём умытая. Только волосы красного цвета. Рядом ведро стоит. А в нём дырка от осколка снаряда. И вода на дне. Я напилась и стала маму будить. Думала, спит. А она не просыпается. Я плачу, дождь идёт, тяжёлая трава нависла над головой. Капают слёзы, перемешиваются с дождём. Потом поняла, что мама никогда не проснётся. Поверите, одна мысль вертелась в голове: «Надо же, маму убило, а ведро только ранило». Много лет прошло, а помню то ведро. Позже, когда в детском доме росла, оно мне в кошмарах снилось.

Мирра Львовна молчала. Я знала, что сейчас она думает о своей семье.

– Ольга Фёдоровна, я стара, очень стара. Думаю, что Людмила вам рассказала мою историю?

– Да.

– Скажите, в прошлом вы директор детского дома?

– Была. Теперь на пенсии. Такая моя судьба – выросла в детдоме, отучилась в педагогическом институте и вернулась обратно. Всю жизнь посвятила детям. Сначала в Подмосковье, потом вот сюда, в Минск, попала, – мама улыбнулась. – Людочка уже здесь родилась, здесь и выросла. Получила специальность, работает. Вот только с личной жизнью у неё…

За спиной внезапно заверещал чайник. Я сорвалась с табуретки, зацепилась за мусорное ведро и чуть не уронила керосинку вместе с чайником.

– Люда, с тобой всё в порядке?

– Всё хорошо, не волнуйтесь. Сейчас чай принесу, – дрожащими руками я пыталась расставить предметы на свои места, одновременно искала чашки, чай и сахар.