Вопрос был не риторический. Позавчера, когда у них на глазах и при их непосредственном участии люди в масках захватили и увезли в направлении Москвы усатого кавказца с фотографии и его охрану, у лейтенанта сложилось впечатление, что они с напарником стали свидетелями какой-то операции спецслужб. Конечно, служебных удостоверений им никто не предъявлял, но и денег за участие в данном мероприятии они не получили. Последнее свидетельствовало о сугубо официальном, государственном характере имевших место событий: бандиты либо убирают свидетелей, либо платят им за молчание, а государство считает, что с человека в форме хватит и зарплаты — он ведь присягу давал, какие еще гонорары?! Да и ход упомянутых событий автоматически вызывал в уме вполне определенные ассоциации: спецназ, мигалки, руки за голову, ноги на ширине плеч…
Вечером того же дня, возвращаясь в город со смены, они снова увидели старый автозак. Фургон стоял на обочине, дверца кузова была приоткрыта, а в кабине никого не оказалось. Движимые любопытством, они остановились, подошли к автозаку и заглянули в кузов. Внутри тоже никого не было, а стены, пол и потолок были так густо забрызганы кровью, словно здесь недавно забили небольшое стадо крупного рогатого скота.
Это было так жутко, что до самого города напарники не обменялись и парой слов. Не сговариваясь, они решили молчать о случившемся до тех пор, пока это будет возможно. Их решимость только окрепла, когда начальство ни словечком, ни взглядом не поинтересовалось, как прошла спецоперация, в которой им довелось принять посильное участие. Начальство о ней просто не знало, и они решили: так тому и быть, меньше знаешь — крепче спишь.
Залитый кровью автозак не объявился в сводках происшествий ни утром, ни следующим вечером. Он просто исчез с лица земли, словно его и не было. Мальков, грешным делом, побаивался, что их с напарником могут отправить следом за старым фургоном. Утешало одно: если бы люди, производившие захват, хотели их ликвидировать, они бы сделали это сразу же, прямо на месте. Он очень надеялся, что эта история кончилась и больше никогда о себе не напомнит, но, как теперь выяснялось, надеждам его было не суждено стать явью.
Он не знал, чему именно стал свидетелем, и не хотел этого знать. Заказная мокруха, операция спецслужб, криминальный передел сфер влияния — что бы это ни было, законностью тут и не пахло, и они с Романовым увязли в этой поганой истории по самые уши. И кем бы ни оказался подозрительный тип на «бентли», его появление в здешних краях не сулило им ничего хорошего. Теперь, когда он разъезжал по округе и всюду совал свой любопытный нос, они уже не могли делать вид, что ничего не случилось. За ними много чего числилось, и вымогательство взяток у проезжающих мимо водителей было самым безобидным и невинным из всего, что им могли предъявить. Поэтому лейтенант Мальков никак не мог решить, кого ему больше бояться — бандитов, если его недавний собеседник принадлежит к какой-то крупной криминальной группировке, или коллег из правоохранительных органов.
— Знаешь, что я думаю? — сказал он наконец хмуро топтавшемуся рядом Романову. — Я думаю, кто-то копает под Кулика, хочет посадить свою картошку на его огороде. Москвичам, наверное, у себя дома тесно стало, вот они к нам и лезут.
— Все-таки и от высшего образования бывает польза, — подумав, сказал заметно просветлевший Романов. — Голова! Кулик — мужик конкретный, резкий, сначала мочит, а уж потом вопросы задает. И братве прибыток, тачка-то крутая, джигиты за нее такие бабки отвалят, что о-го-го!.. В общем, как он любит говорить: мертвые не кусаются.
— Это из Стивенсона, — машинально заметил лейтенант.
— Да хоть из Маркса — Энгельса! Главное, суть схвачена верно…
— Хватит болтать, звони, — перебил напарника Мальков. — А то, чего доброго, свалит, ищи его потом…
Порывшись в глубоком кармане утепленных форменных брюк, Романов извлек оттуда мобильный телефон и нажал клавишу быстрого вызова.
— Здорово, кум! — гаркнул он так громко, словно рассчитывал докричаться до абонента прямо так, без помощи технических средств. — Ну, как сам? Хвораешь? Я тоже… Вот она, жадность-то! Вчера-то небось все мало было, а нынче — ну, явный же перебор!
Мальков бросил на него свирепый взгляд и демонстративно постучал пальцем по стеклу наручных часов.
— Слушай, куманек, — уже другим тоном сказал в трубку Романов. — Надо бы с Куликом срочненько связаться… Ну да, ну да, с Юрием вашим Григорьевичем… Чего? Может, ему еще и в ножки поклониться? И тебе заодно, чего уж там… Ага, а то как же… Да хватит уже пузыриться, ты слушай, я тебе дело говорю! Нарисовался тут один умник на крутой тачке с московскими номерами. Ездит, вопросы задает… Да не знаю я! По ходу, из конкурирующей организации. Тут какие-то козлы на нашей земле свои разборки клеят, и чует мое сердце — неспроста это, кум, ох неспроста…