Точка Немо

Ди и Данита попали — в сравнении с остальными пассажирами «Линкольна» — в настоящий рай: им достался контейнер в привилегированной части города. Внутри — спальня с настоящими кроватями, взятыми с какого-то корабля, ванная — с душем, температуру воды в котором можно было регулировать, а для вытирания были припасены полотенца — также с корабля, с каким-то гербом; с полностью меблированной гостиной, в которой был даже проигрыватель с тремя десятками пластинок. На маленьком кофейном столике стояли две банки консервов — с ананасами и с персиками. Так на острове жили только избранные. Единственное, что оставалось неясным для самих девушек — запертая дверь в дальнем от входа конце контейнера.

Саттерли, тот самый солдат, которого пленники контейнера первым увидели в момент своего освобождения, был приставлен к входу. Ди попыталась было выйти — но Саттерли дал понять, что это дело рискованное — в первую очередь для самой Ди. Она испугалась — но Данита не разделяла ее опасений. Привыкшая довольствоваться положением обслуги, человека второго сорта, Данита первой смекнула, что хотя они и в клетке, эта клетка сделана из золота, — и отправилась в душ как ни в чем не бывало. Чтобы успокоиться, Ди поставила музыку, — но пластинка Pink Floyd, которую она выбрала, никак не помогла восстановить душевное равновесие. Данита вышла из душа и застала Ди рыдающей. Данита даже утешать ее не стала:

— В душе вода теплая! — поделившись только этим, Данита плюхнулась на софу.

— Что с нами дальше будет?

— Мы живы, мы больше не в контейнере, — споткнувшись на слове «контейнер», заявила Данита, — и здесь красиво!

— Красиво, — задумчиво вымолвила Ди.

В дверь постучали. Данита весело, почти вприпрыжку, достигла двери, распахнула ее и увидела плечо Саттерли, который встал боком, чтобы, наверное, не смотреть на девушек, и стоящий на пороге поднос. На подносе был грандиозный обед: рыба, какое-то странное подобие хлеба (на острове если и пекли хлеб, то муку экономили и мешали с морским субстратом из сушеных водорослей и молотых сушеных гадов) и маринованные огурцы.

— Можно жить! — воскликнула Данита и без колебаний перенесла поднос на столик.

Ди посмотрела на «сокамерницу» и села рядом. Резкий — для нее — запах огурцов вонзился в ноздри, и Ди метнулась в туалет, где ее вырвало. Данита этому не удивилась. Она продолжала есть. Ди вернулась, положила себе в тарелку рыбу, немного хлеба и принялась жевать. Через пятнадцать минут обед был окончен и запит водой из графина на столике. Данита развалилась на софе, будто нисколько не беспокоясь о своем будущем.

К вечеру пришел Холгер. Оказалось, что по специальности он гинеколог, а та самая запертая дверь в дальнем конце контейнера — не что иное, как отдельный смотровой кабинет с гинекологическим креслом. Ди поначалу упиралась и не хотела идти на осмотр, требуя от Холгера разъяснений. И тот их дал — поскольку на острове дефицит женщин, они выбирают себе женихов в обязательном порядке, на специальном мероприятии, «балу невест». Избежать замужества невозможно — заставят. Ди поняла, что и самому Холгеру все это не очень нравится, но остров — есть остров, с его особым порядком и укладом.

— Хм… — Холгер провел пальпацию вагины Ди. — А вы знаете, что вы беременны?

— Что?

— Это так. Не представляю, как в путешествии вы не потеряли ребенка…

— О боже. Можно сделать аборт?

— Я бы не рекомендовал. Здесь, на острове, это небезопасно. Наверное, будет лучше вам побыть одной? Я пока побеседую с вашей соседкой.

Холгер вышел, а Ди в одиночестве принялась кусать пальцы — до слез, чтобы было по-настоящему больно.

Наступила ночь, и Ди с Данитой заснули. В их контейнер тихо вошел Саттерли. Он подошел к подносу с едой — там еще оставалась рыба, и принялся жадно жевать. Ди проснулась и закричала. Не видя толком, что происходит, лишь понимая спросонья, что в комнате посторонний, она успела расслышать лишь фразы, произносимые мужским шепотом:

— Что теперь делать, она всем скажет!

— Только ты не сдавай меня.

— Пойдем!

Дверь закрылась.

Суд