Точка росы

Тогда, на обратном пути, они нагнали того пьяницу — недалеко же он ушёл: в конце переулка поднимался после привала, по сантиметру цепляясь за решётку детского сада. Вот и он попал в плен медленных свершений. Но в то же время нет ничего мгновеннее вечности, ведь это человек остановил время. Не было бы человека — так всё и летело бы сквозь пустоту — железная планета, существо воздуха, живая пыль и прах, числовая прорва космических дистанций, клокочущие сгустки гравитации и неясных без человека энергий, всё бы летело без оглядки, бессмысленно, без глупого нашего понимания, и всё бы очень быстро кончилось, никто бы не заметил как, почти мгновенно — настолько, насколько вообще есть смысл представлять этот миг, так чьими же глазами видит Господь?

И он стал думать о том медленном мальчике, вернулся взглядом в осенний желточный шатёр, раскинувшийся над сквером. В снопах спелого света, ложившегося косыми токами, отчуждёнными от зрения, рассеянными во взвеси особенных осенних частичек — пыльцы отмирания, — вышагивал этот мальчик, торопко, с ясным чистым лицом, на которое легла клешня болезни, но ведь это же ничего, это совершенно неважно — подумаешь, какой предрассудок, ведь и нормальные умные люди с правильными лицами превращаются в подлецов, и на лице это написано бесспорнее любой болезни.

Всё равно он не мог понять: за что? Где же тут справедливость? Кому это наказание? Что-то замутилось в его голове, он давно так пристально не думал, давно не вынимал и не разбирал в пальцах сложносоставную ледышку своего мозга, а сейчас ему необходимо было избавиться от себя, улетучиться, и в голове что-то напружинилось, он чувствовал в мышлении физическую тягу, какой-то поворот в душевном строе, будто все ранее выстроенные нейронные связи, связи прошлого и ожиданий нарушились — словно стая рыб вдруг шарахнулась от хищника, полыхнула знаменем и ринулась в иную сторону… И всё-таки он никак не мог успокоиться. Ну какой толк Богу от этого больного мальчика? Как проломить этот тупик, ведь раз за разом он возникал в его рассуждениях во всё более укреплённом виде. Сын давно уже устал (затяжная прогулка взрослого для малыша — кругосветка), попросился на руки, а он вышагивал широко по переулкам и никак, никак не мог найти ответ за Бога. Но наконец вспомнил — открытия не изобретаются, а вспоминаются, — он вспомнил, что каждым своим чувством человек творит ангелов, хорошим чувством — доброго ангела, плохим — дурного. Дурные ангелы после не отстают и постоянно торчат наготове, чтобы усугубить, умножить своё воинство. И нужно быть очень сильным, чтобы охранить и очистить пределы души. А добрые ангелы — они увеличивают помощь в мире, и что если мальчик — такая душа, которая только и делает, что порождает добрых ангелов? Что если Богу как раз такие мастера и необходимы — чтобы без промаха производили добрых слуг? И эти ребята с добрыми лицами как раз и есть подобный цех мастеровых!