Точка Ру и 6 «Б»

Лучше всех работалось с Маргаритой Владимировной. Она не забывается десятки лет. У Маргариты был абсолютный слух на слово, тонкое понимание смысла. Она вовсе не восхваляла писателя, она его трезво ценила. Проникала в замысел книги. Маргарита не находила нужным «показать себя», она не поправила ни одной фразы – сумела почувствовать, что каждое слово в рукописи окончательное, единственное и самое уместное. Такие вещи редактор должен понимать – профессиональная обязанность. Книга вышла, она всем нравится, много раз переиздавалась. Ее перевели на несколько иностранных языков. Писатель и редактор поддерживают знакомство. Не так давно Маргарита Владимировна позвонила писательнице и рассказала такую историю.

Ее семья села за ужин, но тут раздался звонок в дверь, влетела соседка, в руках – клетка с попугаем.

– Ради всего святого простите! Срочно улетаю в Ростов к маме! Билет! Самолет! Мама! На три дня! Возьмите попугая! – Она сунула Маргарите Владимировне клетку.

– Мы не можем взять птицу! У нас кот! – сопротивлялась Маргарита Владимировна.

Но соседка не сдалась:

– Он в клетке! Заперт! Мама! Самолет! Билет! Его зовут Славик! – и уже из лифта: – заранее большое спасибо!

Что поделаешь? Победил напор.

Клетку поставили на подоконник в соседней комнате, включили там телевизор. Славик сидит на жердочке, семья продолжает ужин. Дверь в соседнюю комнату открыта. По телевизору, как на заказ, показывают ученого зайца Антона. Во весь экран было изображение Антона – уши длинные, глаза косые, феноменальная память. Антон различает цвета и геометрические фигуры. Ученый спрашивает:

– Антон, какого ты цвета?

– Серый зайчик.

– Антон, чего ты хочешь?

– Хочу орех.

Ученый сделал вид, что не понял, и продолжал писать что-то в блокноте. Антон терпеливо повторил:

– Хочу орех.

Опять пишет и что-то набирает на компьютере этот ботан с седыми усами. Тогда Антон сказал по слогам:

– Хо-чу о-рех! Понимаешь?

Тут он наконец-то получил орех. Потом Антон считал до двадцати с хорошей дикцией, потом – в обратном порядке: двадцать, девятнадцать, восемнадцать и так далее. Без единой ошибки.

– Антон, двенадцать минус семь!

– Пять!

Славик сидел на жердочке в клетке. До зайца смотрел телевизор невнимательно. Но когда на экране появился Антон, образованный и умный, Славик заволновался, стал метаться по клетке. Удивлялся? Завидовал?

И вдруг Маргарита Владимировна видит: Славик прыгает по комнате! Он отпер задвижку клетки! Они это умеют! У него крепкий клюв. Он идет себе по ковру, а навстречу ему идет кот. Кот приготовился к решающему прыжку. Птичка не знает, что сейчас будет. А кот все знает, хищный зверь. Они приближаются друг к дружке. Кот занес толстую лапу. И тут попугайчик Славик громко говорит:

– Чаю хочешь?

Кот от изумления потерял рассудок и долго не мог прийти в себя. Он нырнул под диван, забился в угол и не выходил двое суток.

Его успокаивали, совали под диван мисочку с любимой едой, пытались выманить. Но кот оставался под диваном и орал в истерике.

Славика удалось поймать. Людям он не заморочил голову своим любезным предложением чая. Его вернули в клетку, а защелку заклеили скотчем.

Попугайчик весело прыгал по клетке и повторял изредка: «Чаю хочешь?» Других слов он не знал, да и зачем ему? Скоро вернулась хозяйка, все обошлось.

Я благодарна Маргарите Владимировне за эту прелестную историю, за чувство юмора и прекрасное чувство языка и стиля.

Другая история. Неплохой редактор, справедливый смелый человек. Книги давно изданы, а писательница с ней подружилась, и до сих пор они друзья. Но в те годы бывали недоразумения. Однажды редактор встретила писательницу словами:

– Прочитала, очень понравилось, даже ночью читала. Но в повести слишком много ерунды.

Писательница качнулась:

– Что вы называете ерундой?

Редакторша мило улыбалась. С трудом до писательницы дошло: имелось в виду само слово «ерунда», оно встречалось в рукописи целых три раза. Писательница в тот раз не стала бороться, заменила слово «ерунда» на «глупость», на «чепуху». А «ерунду» оставила только одну. Уступила. Хотя именно это слово было самым уместным. Зачем было пересчитывать? Но из-за ерунды не стоило упираться. Эта редактор ей нравилась в главном. Она была деликатной, уважала писателей, любила книги, а себя не считала первой скрипкой в оркестре литературы (такое торжественное выражение употребляю от злости на тех, кто без музыкального слуха пытается быть солистом).

Еще одна, незабываемая, читала автору горячие лекции на тему: «не учите детей жаргону». Большого труда стоило убедить ее, что жаргону и всяким грубостям и глупостям не она учит читателей, а они – ее. И вообще, писатель не учит. Он иногда утешитель, иногда клоун, просветитель или насмешник, исповедник или обличитель. Только не педагог! Если он ставит перед собой задачу – учить читателя, он не художник, а нудный наставник.